– Садись! – скомандовал, подавая мне шлем и ветровку. – Дома поговорим.

5. Глава 4. Брата больше нет

Не доезжая Лукашей, Егор свернул на грунтовку и вскоре остановился на берегу. Мы сюда часто заезжали искупаться.

– Ты думаешь, это подходящее место для “поговорить”? Комары не сожрут? – уставилась я на него, снимая шлем.

– Побрызгайся, – достал он из багажника аэрозоль от насекомых.

Пока я поливалась вонючкой, он притащил в охапке сушняк, которого по берегу валялось вдоволь.

Я, примостившись на бревно, выжидающе наблюдала за ним. Посидеть у костра я любила, но сейчас мне было не до того: нехорошее предчувствие не покидало.

Егор ловко разложил валежник шалашиком вокруг сухих тонких веток и, чиркнув спичкой о коробок, сразу просунул её под сушняк. Робкий язычок пламени лизнул растопку, словно примеряясь и через мгновение, начал жадно кидаться с одного на другое. Вскоре пламя окрепло и перекинулось на валежник. Весело потрескивая, коряжины запылали в объятиях оранжевых языков, устроивших шальную пляску вокруг них…

– Не холодно? – вывел меня Егор из транса. – От озера сыростью тянет…

– Есть немного, – поёжилась я.

– Надень, – он стянул с себя ветровку и, набросив мне на плечи, сел рядом.

Я подождала, когда он сам заговорит, но он молчал, изредка поправляя поленья длинным шестом. Его мы не жгли, используя каждый раз вместо кочерги.

– Егор… – толкнула его локтем в бок. – Ну, что ты молчишь? Это правда?

– Да, – еле слышно проговорил он.

– Но почему?! – вскочила я. Мне надо было видеть его глаза. – С чего ты это взял? Или ты разыгрываешь меня? – мой мозг отказывался верить. – Пойдём к родителям! Я уверена, они посмеются над тобой за эту чушь…

– Не надо к родителям! – воскликнул он, резко вставая. – Я им слово дал, что не скажу тебе.

– Слушай, заманали меня твои загадки! Или сам рассказывай, или я у них спрошу, но я должна знать, что происходит!... – мой голос, набрав высоту, сорвался. – Я что, неродная вам?! – откашлявшись, тихо спросила я. – Меня удочерили?

– Ну, напридумывала, фантазёрша, – у него вытянулось лицо.

– Так что тогда? Говори! – толкнула его в грудь в бешенстве. – Достало из тебя клещами всё тянуть! Слово он дал… Плевать мне на ваши договорённости за моей спиной! – я снова замахнулась на него, но он, перехватив, удержал меня за запястья, и, глядя в мои пылающие бешенством глаза, процедил:

– Это я не родной вам, поняла? Ты – родная, а я – нет!

– Но как так? Почему? – уставилась я на него в ожидании ответа.

Егор рассказал, что года три назад, когда приезжали крёстные, брат отца – Родион и Маргарита, жена его. Они разговаривали в беседке и не видели, что он в сарае. Обсуждали, что мама кормила его вместе со мной. Говорили про Ольгу, жалели, что не увидела, как сын растёт. Он понял, что мама его умерла в родах. Егор, конечно же, учинил родителям допрос с пристрастием. Где тогда была я, не знаю, но вспомнила, что Егор какое-то время был невыносим. Я подумала, что так его подростковое ЭГО формируется, и посмеивалась над ним цепляя.

– Как же ты это пережил? – спросила я, дрогнувшим голосом.

– С трудом, – я заметила, что костяшки кулаков его побелели от напряжения. – Натюша помогла. Она знала мою маму, рассказывала о ней… И мама сказала, что кормила меня вместе с тобой и любит одинаково. С отцом тоже поговорили… Батя тоже поддержал тогда мощно. Так что всё в прошлом…

Как Егор попал в нашу семью мне всё равно было неясно. Но тогда меня больше беспокоило то, что он мне не брат вовсе. Осознать такое требовалось время.

Мне было невыносимо больно в тот момент. И страшно. Я напугалась, что могу его потерять, но представить себя без него не могла.