– Однажды я пробовал писать левой, когда повредил правую, но получились каракули. А вы умеете писать левой рукой? – Он сделал жест, будто пишет.

– Умею, но это неудобно, и я пишу только печатными буквами. Наверное, из меня получилась бы левша. Помню, как учителя в начальной школе заставляли меня писать правой рукой. Я всегда забывала, какой брать ножницы.

Райан опять улыбнулся. За многие годы он был первым парнем, кто заметил это во мне.

– Иногда я мечтаю уметь писать обеими руками. Легче было бы раздавать автографы. – Райан самодовольно ухмыльнулся.

Он попытался сделать удар от борта, но промахнулся. Его пивной стакан был почти пуст, и я быстро сходила к стойке, наполнила кувшин и взяла себе стакан. Для игры мне всегда нужно было расслабиться, а я испытывала прямо противоположное чувство.

– Можно спросить, как вы повредили правую руку? – Я взглянула на него, примериваясь к следующему удару.

Райан застенчиво улыбнулся, а потом рассмеялся:

– Смешная история, право слово.

– Люблю смешные истории, – повела я плечами.

– Когда мне было примерно девять, а моему брату Нику одиннадцать, у нас возникла блестящая идея соорудить коляску. Мы взяли мамину бельевую корзину, приклеили суперклеем к скейтборду и…

Не сдержавшись, я глупо ухмыльнулась.

– Погодите, дальше будет интереснее, – со смехом произнес он. – Сначала мы просто привязали корзину к велосипеду брата, и мне, понятно, пришлось ехать сзади. Но мы не могли разогнаться до нужной скорости. Поэтому мы закатили корзину на вершину холма у Двенадцатой улицы. Я забрался в нее, и Ник меня подтолкнул. Вы понимаете, что невозможно рулить бельевой корзиной, поставленной на скейтборд?

Я представила малыша, летящего в корзине с холма, и меня начал разбирать смех.

– Вот так я заработал этот шрам. – Райан согнул правую руку и показал мне отметину на локте. – Двадцать швов. – Он гордо ухмыльнулся.

Покачав головой, я улыбнулась, воображая его мелким сорванцом.

– Да ладно, тогда это была клевая идея!

На правом предплечье я заметила еще один шрам.

– А это откуда?

– Несчастный случай на рыбалке, – рассмеялся он. – Снова Ник. Однажды, когда мы рыбачили с отцом, он поймал меня на крючок. Я вопил, а он дергал, и в результате – новые швы. Когда мы рыбачим, я и по сей день держусь от него подальше. А что у вас? – спросил Райан. – Есть какие-нибудь истории со шрамами?

– Надо подумать. Постойте, есть один – на правом колене.

– Сами знаете, придется его показать, – подзуживал он.

Я нерешительно закатала штанину джинсов и продемонстрировала круглый шрам на коленной чашечке размером с десятицентовую монету. Какое счастье, что я с утра побрила ноги.

– Не помню, было ли мне шесть или семь, но папа в тот день снял с велосипеда маленькие колесики. По-моему, там так и застряла пара мусорин.

– Ха! Хорошая история, а вот шрам так себе. Еле виден, – добавил Райан, потерев пальцем бледную отметину.

– Извините, это все, что у меня есть. От простеньких шрамов я сразу перехожу к переломам.

– И сколько же их? – осведомился он, выполнив следующий удар.

– Чего? Сломанных костей? Две: левое запястье и правая лодыжка.

– Сломали-то хоть интересно? – с надеждой спросил Райан.

– В правой лодыжке нет ничего захватывающего. Я поскользнулась и упала на обледеневшие ступеньки в колледже. – Я отхлебнула пива. – Но с левым запястьем вышло забавнее. Скажем так: в тот день я поняла, что текила не сочетается с роликами.

Райан рассмеялся:

– Вот на это я не отказался бы посмотреть.

– А вы? Что-нибудь ломали себе?

Он взглянул на меня и кивнул:

– Порядочно. В основном пальцы на руках и ногах, но в средней школе я и руку сломал, левую. Играл в бейсбол, и меня нейтрализовал третий бейсмен.