– Уже пять?

– Пять, милая, пять, вставай! Поди твой Лёшка уж за оконцем мается, да две удилины за спиной прячет!

Лукерья нарочито весело тараторила, заметив, как смыкаются Настины глазки, не доспавшие целое утро. Настя сладко потянулась.

– Да ты совсем большая! – ахнула Лукерья, глядя на растянувшуюся во всю кровать девочку. – Вставай, я тебе кашки заварила, молочка согрела.

– Бабушка, я потом!

Настя, как ветер, пронеслась мимо Лукерьи, наддавила плечиком старую крашенную суриком дверь и выбежала на крыльцо.

Утро, как студёная колодезная вода, брызнуло ей в лицо первыми лучами раннего холодного солнца. Опершись на калитку, стоял Лёшка, и как только Настенька подбежала, проворчал:

– А, проспала! Жди тебя тут всё утро!

– Неправда! – ответила Настя с вызовом, – я давно встала. Это тебя не было!

– Ладно, пошли уж, – добродушно просопел Лёшка, и дети вприпрыжку, обгоняя друг друга, побежали на пруд.

В заботах и восторженных впечатлениях незаметно пронеслись первые четыре дня деревенской жизни городской девочки Насти. На пятый пожаловали родители.