- Ну, что же ты делаешь, а? - я и сам так думал. И не понимал, зачем, почему веду себя, как мальчишка, одурманенный, ошеломленный впервые нахлынувшими чувствами к представительнице противоположного пола. И тем неожиданнее стала для меня следующая ее фраза. - Ты же напугал ее!

    - Ты зачем одна к лесу пошла? - отпустил, понимая, что еще немного и я, не сдержусь и поцелую ее. Чувствовал, знал, кто именно и почему сейчас с ненавистью сверлит взглядом мою спину - выходили-то со Странником! А я и так слишком долго прижимал ее к себе.

     Рыжая, не обращая внимания на мой вопрос, задала встречный:

      - Разглядел ее? Странная, правда?

    Я ничего странного увидеть не успел, да, в принципе вообще ничего не разглядел, ну, может быть, только глаза. 

     - Что странного-то?

    - Пугливая, как ребенок малый, а сама взрослая уже - лет двадцать пять, точно. Мужчин боится, как огня. А во мне, несмотря на одежду, сразу женщину увидела и поманила к себе.

    - Загипнотизировала?

    - Нет. Позвала. Ты разве не слышал? Она меня Линой называла. 

    - Ничего не слышал. Тихо было. Мысленно, что ли, позвала?

   Зоя удивленно смотрела на меня. 

     - Неужели и, правда, мысленно? Я и не сообразила...

    - Ты понимаешь, что одной нельзя уходить? Опасно это. Для всех. А для тебя в первую очередь.

     Обиженно вскинула голову:

    - Почему? Потому что я - женщина, потому что за себя постоять не могу, да? Он ночью напал, пришел ко мне в комнату. Я просто не ожидала... 

    - Давай так договоримся, сейчас я за тебя отвечаю. Моя цель - сохранить твою жизнь. И я постараюсь это сделать. Поэтому запрещаю без моего разрешения уходить от меня дальше, чем на два метра. Поняла? Давай, каждый своим делом заниматься будет? Ты - врач, вот и лечи. А я охранять тебя буду и везти к месту назначения. 

     В сумерках, конечно, было не разглядеть, но мне показалось, что глаза Рыжей полыхнули яростью. Но она ничего не ответила, развернулась и быстро пошла к машине. Схватила с переднего сиденья, оставленный Степаном чемодан, и направилась к дому. 

    Когда я загнал машину во двор, закрыл ворота и вернулся вместе со Степкой в дом, операция была в самом разгаре. В центре комнаты сидел на стуле старик, широко раззявивший обрамленный грязной бородой рот. На кухонном столе горела керосиновая лампа. Мои бойцы-троглодиты уже вытаскивали из своих рюкзаков припасы и, обнаглев вконец, доставали и чистили готовую горячую картошку нашего хозяина. Ему, видимо, было сейчас не до возражений. 

    Рыжая осмотрела рот, удрученно покачав головой. Потом разложила на столе и протерла бинтом, смоченным спиртом нечто похожее на щипцы. На плите в металлическом кастрюле что-то отчаянно булькало и стучало о дно. 

      Чувствуя вину за грубость, спросил у нее:

   - Тебе помощь нужна?

     Она скептически посмотрела на меня и пожала плечами. 

    - Ну, в принципе, может быть, если корни глубоко и крепко сидят, то поможешь тянуть. И голову ему подержать бы надо, - глянула на мужика и добавила. - И его самого.

    Мужики мои насторожились - никто не желал в этом участвовать. А бедный дед заскулил на стуле, запричитал:

    - О-е-й, доктор, я хоть не помру? 

   - Если зуб не вырвать - помрешь обязательно. Гноем все заплыло. Сейчас вытащу зуб твой, рану почищу и лекарство положу в дырку. Тогда, глядишь, протянешь еще немного.

    Рыжая достала из кастрюльки старинного вида металлический шприц, набрала из стеклянной ампулы лекарство и прокомментировала:

      - Обезбол предпоследний на тебя трачу. Но при таком-то отеке, думаю, все равно будет больновато.