Богдан не зря вспомнил, что с Любой, их Любашей, а она всегда предпочитала, чтобы её называли её полным именем – Любовью, ничего не случится. Всем им пришлось пережить настоящее отчаяние.

Несмотря на то, что Богдан буквально вырвал свою будущую жену из объятий смерти, к тому времени, когда Надя забеременела, она была уже вполне зрелой женщиной. И возможно, не вопреки, а из-за этого обстоятельства Любаша родилась здоровым и спокойным ребенком. У неё почти не было проблем с животиком, что отличает всех новорожденных деток, и как результат – она почти не плакала, хорошо кушала и крепко спала. Даже Анна Павловна, несмотря на свой преклонный возраст (она умерла, когда Любочке было три годика), могла справиться с правнучкой, поэтому Надя вышла на работу, как только закончился декретный отпуск. Оливия и Том прилетали по два раза в год и привозили чемоданы игрушек и яркой американской детской одежды не из-за того, что надо было помогать, а потому, что скучали по детям и внучке.

Маленькая Любовь – веселый жизнерадостный ребенок – росла в мире любви и гармонии. Её, некапризную кроху с пшенично-медовыми кудряшками, большими темно-зелеными глазами, окаймленными черными ресницами, и очаровательным ротиком-«бантиком», невозможно было не любить.

Отношения в семье Доля выстроились самые теплые и доверительные – не зря же было потрачено столько времени, средств и сил на то, чтобы найти друг друга. В доме царила атмосфера взаимного уважения и поддержки.

Но когда Любаше было года четыре, с ней произошёл один, на первый взгляд, безобидный случай. Таких случаев в жизни ребенка всегда бывает великое множество, и поэтому тогда на произошедшее никто внимания не обратил. Просто за ужином Надя рассказала Богдану, что некоторые матери совершенно не занимаются воспитанием своих детей и балуют их до безобразия. И всё. А зря не обратили внимания. Хотя, с другой стороны, а что они могли сделать? Ведь уже давно всем известно, что все испытания, которые посылает нам Жизнь, происходят зачем-то… Знала об этом и Надя. А произошло вот что.

Во дворе многоэтажного дома по улице Гоголя всё было вполне чинно и мирно. Весеннее солнце разливало повсюду теплый свет. Город расцвел. Детская площадка во дворе дома, где вот уже более пяти лет жила семья Доля, была заполнена молодыми мамашами и их детьми. В традиционной песочнице с грибком-мухомором посредине копошились малявки. Туда завезли свежий песок, и они учились правильно ковырять песок и строить пасочки, в чем им помогали присевшие на бортик мамаши. Те, что постарше, играли за песочницей. Школьники гоняли на великах вокруг двора по разбитым временем и невниманием к ним со стороны работников коммунального хозяйства дорожкам. В сторонке щебетала стайка молодых женщин, время от времени бросая взгляд на играющих малышей. Возле здания на скамейке лениво перекладывали с одной ноги на другую две узкобедрые, затянутые в брендовые джинсы модницы. Одна из них сосредоточенно водила пальчиком по блузке между двух слишком округлых грудей, которые, казалось, были позаимствованы у другой, более пышной барышни. Вторая – большими сильно подведенными глазами следила за движением пальца так, как будто от этого зависело всё её женское счастье.

Надя вынесла с собой раскладной стульчик, лэптоп и теперь увлеченно барабанила по клавиатуре: надо было срочно сдать материал в журнал, не забывая поглядывать на играющую своей новой куклой, которую они с Богданом подарили вчера на её пятилетие, дочь. На мгновенье она залюбовалась своей Любашей. Какая же она хорошенькая! Пухленькая белокожая с медового цвета волосами и огромными коричнево-зелеными, как у папы, глазами, обрамлёнными бахромой длиннющих черных ресниц. Она сосредоточенно кормила свою большую, ростом с половину себя куклу из детской пластмассовой ложечки, приговаривая: «Надо кушать, Дашутка, а то не вырастешь. Ну, давай, за ма-аму, за па-а-апу… Вот молодец…»