День скользил по узким улочкам деревни, окрашивая всё в мягкое золотистое сияние. Солнечные блики играли на воде, отражаясь в пруду, где лениво плавали карпы, их плавные движения напоминали танец. В воздухе витал аромат распустившихся пионов, смешанный с легким запахом нагретого дерева и свежезаваренного чая.

Мэй сидела на веранде чайного дома, её пальцы нежно касались тонкого фарфора чашки. Горячий напиток согревал ладони, но внутри её уже наполняло тепло – тепло от слов, от прикосновений, от музыки, что звучала в её сердце. С того вечера, когда Рэн сыграл для неё свою мелодию, она ощущала перемены, которые нельзя было назвать иначе, чем пробуждением.

Она подняла взгляд, когда услышала знакомые шаги. Рэн шёл к ней, его тёмный плащ слегка колыхался на ветру. Он был таким же спокойным, как и всегда, но в его глазах таилось что-то, что могло разжечь огонь даже в самой тихой ночи. Он сел напротив, и между ними на мгновение повисло молчание – не напряжённое, а наполненное смыслом.

– Вы хорошо спали? – спросил он, слегка склонив голову.

Мэй улыбнулась. Она не хотела говорить, что её сон был наполнен его музыкой, его взглядом, его голосом. Вместо этого она мягко кивнула.

– А вы? – в её голосе звучала лёгкая насмешка, но и скрытая забота.

Рэн провёл пальцами по краю стола, словно это были струны его кото.

– Я пытался поймать ноту, – сказал он. – Но оказалось, что музыка приходит только тогда, когда рядом вы.

Мэй ощутила, как лёгкий румянец коснулся её щёк. Её сердце замерло на мгновение, а затем вновь застучало в ритме, который мог бы стать новым мотивом для его мелодии.

– Тогда позвольте мне быть вашей музыкой, – прошептала она.

Рэн посмотрел на неё так, словно она была самым ценным произведением искусства. Затем он наклонился ближе, его рука нашла её ладонь, тепло его кожи проникло в неё, растопив последние сомнения.

– Вы уже стали ею, Мэй, – ответил он. – Осталось только сыграть эту мелодию до конца.

И в этот момент они оба знали: их сердца больше не принадлежали им по отдельности. Они звучали в унисон, как две струны одного инструмента, соединенные в гармонии двух душ.

Ночь опускалась на землю, наполняя воздух прохладой и тонким ароматом жасмина, смешанным с благоуханием цветущей сакуры. Лунный свет мягко касался извилистых дорожек сада, отражаясь в зеркальной глади пруда, где карпы двигались плавными, медитативными движениями. Ветер осторожно шептал среди листвы, перекликаясь с мелодией далёкого кото.

Мэй стояла на мостике, прислушиваясь к звукам ночи. В её груди звучала своя музыка, та, что родилась в сердце с того момента, как Рэн вошёл в её жизнь. Она провела рукой по деревянным перилам, тёплым от воспоминаний.

Позади раздались шаги. Тихие, уверенные. Она не оборачивалась – знала, кто это.

Рэн остановился рядом, и какое-то время они просто молчали, глядя на отражение луны в воде. Их молчание было насыщенным, полным смысла, как лёгкое прикосновение, которое не требует слов.

– В эту ночь сакура кажется иной, – наконец сказал он. – Её цветы похожи на лунные тени.

Мэй вздохнула, позволяя прохладному воздуху наполнить лёгкие.

– Всё кажется иным, когда знаешь, что больше не один, – ответила она.

Рэн повернулся к ней, его взгляд был глубоким, как бездонный пруд, в котором отражались ночные звёзды.

– Тогда скажите мне… – он приблизился, его голос стал тише. – Что вы слышите сейчас?

Она закрыла глаза. Прислушалась. К воде, что шептала истории времени. К листве, что танцевала в лунном свете. К биению своего сердца.