И я такую подружку нашла.

Давид отличался от других сотрудников-мужчин тем, что любил и желал слушать. Понемногу я начала делиться с ним. Он слушал заинтересованно, задавал вопросы, желая уяснить для себя некоторые непонятные ему вещи, советовал. Мне было приятно просто поболтать с ним во время обеденного перерыва, рассказать новости, обсудить проблемы.

Однажды он ворвался в кабинет, непохожий сам на себя – взъерошенный, злой, и заорал с порога:

– Иди посмотри, что они там творят в цеху, на твоём объекте! Думают, что ты не заметишь – новый человек! Халтуру гонят твои подопечные, а тебе отвечать придётся! Мы вдвоём бегом ринулись в цех. Двое молодых рабочих, пытаясь скрыть ошибку, «чтобы не наругали», уже почти заканчивали зашлифовывать следы переделок, которые могли стоить людям жизни… Они и мы стояли друг напротив друга. Давид орал, размахивая деталью с криминальной ошибкой перед носом испуганных операторов, а я ревела в голос от обиды, от разочарования в людях, от осознания опасности… Не забываются такие вещи.

Он долго не верил в истинность моих взаимоотношений с мужем:

– Скажи, а он, этот твой персидский князь, знает вообще, что у него в руках? – намекая на то, что мы с мужем принадлежим к разным мирам, культурам и социумам.

– Знает, знает! – смеюсь я. – Ты ведь вот тоже – восточный мужчина, а жену свою уважаешь, лелеешь и бережёшь!

Давид, смущённо поглаживая свой марокканский ус, доволен комплиментом:

– Ну я – другое дело! Я сам себя воспитал! Знаешь, чего мне стоило обуздать в себе вспыльчивость и прочие взрывчатые вещества? Перманентная борьба это называется.

Муж мой тоже исправно молится и соблюдает всё, что надо соблюдать верующему еврею. И я естественно относилась к уходам моих сотрудников на молитву два раза в день. Мне нравилось наблюдать, как моя «подружка» Давид и его товарищи возвращаются из синагоги – серьёзные, тихие, сосредоточенные. И как они сознательно избегают общения со мной до и после молитвы: нежелательно видеть женщину, говорить с ней. Однажды я слышала, как один из особо верующих, «экстремист», наставлял Давида: «Вы постоянно вместе! Люди всякое могут подумать! Что вас связывает? Ты – праведный еврей! А она – что ты о ней знаешь?»

Давид задумчиво посмотрел на него и сказал: «Она – человек!»

А теперь он стоит передо мной, держа мою руку в своей, и начинает говорить, смущённо, запинаясь:

– Я пришёл попрощаться. Выхожу на пенсию. С тех пор как тебя перевели на другой объект, я не переставал о тебе думать. Я помню нашу дружбу, и я всегда буду помнить наши разговоры, обеды, секреты. Мне нравилось, как ты называла меня по-русски «подружка». Я хочу сказать, что любил тебя! Я уважал и уважаю твою любовь к мужу и вашу семью. Но сейчас я ухожу. И я хочу, чтобы ты знала, Госпожа, что я любил тебя и всегда буду любить!

Он ещё раз целует руку, поглаживает свои марокканские усы, решительно разворачивается и уходит.

В воздухе ещё долго чувствуется запах его изысканных мужских духов, а мне почему-то пощипывает глаза и сжимает горло.

– Самое главное – это спокойствие и уверенность в себе, – так наставлял меня психолог в социальном центре занятости на очередных курсах по поиску работы. Легко сказать – спокойствие! Да я уже несколько месяцев сижу на пособии по безработице! Я, трудоголик, которому только и радости в жизни, что вкалывать, как ломовая лошадь! Ну присмотритесь же ко мне, работодатели всех мастей и рангов – неужели вы не видите, что перед вами – чистой воды бриллиант?

Психолог – молоденький парнишка, новоиспечённый специалист по трудоустройству моих бывших соотечественников – врачей, адвокатов, учителей, инженеров – на хоть какие бы то ни было работы, считающиеся по иерархии трудовой занятости чуть более весомыми, чем уборщицы (женщины) и грузчики (мужчины). Перед ним стоит задача не из простых, а уж перед нами!..