– Не болтай, – задыхаясь, произнесла Лидочка и всю дорогу молчала, потому что думала: «Что влечет людей проделывать подобное бесстыдство? Раз отец этого хотел, и мачеха хочет, и Саша, значит, в этом что-то есть». Конечно, есть. Ведь достаточно вспомнить свое состояние, когда тело застыло в ожидании… свинского счастья, которое так и не наступило, но осело тяжестью в животе, утяжелило грудь. А мачеха свинское счастье, звериное удовольствие получила, и дал его ей Саша…

За ужином Лидочка не сводила хищных глаз с Ирины. Взрослых глаз, понимающих многое и видящих насквозь, уличающих глаз. Мачеха недоуменно поглядывала на падчерицу. Наконец, убирая со стола посуду, спросила:

– Что ты на меня так смотришь, Лидочка?

– Учусь, – усмехнулась та. – Нельзя?

– Чему ты учишься?

– Лживости. Подлости. Предательству.

– О чем ты? – беспокойно заюлила глазами-аквамаринами Ирина. – Может, нам пора поговорить?

– Хм! – Лидочка поражалась умению мачехи делать вид невинного воробышка. – Человеку дано природой лишнее – умение говорить, а ведь слова ничего не значат. Смысл в том, куда человека влечет его животное начало, а оно учит приспосабливаться, изворачиваться, отнимать. Как у животных. Этому я учусь у тебя. Причем совсем необязательно слушать пустые слова.

– Лидочка, ты так непонятно изъясняешься, что у меня мозги кипят, – попыталась обернуть в шутку выпад падчерицы Ирина. – Ну почему ты злишься? Мы ведь были подругами…

– Были!

Лидочка сверкнула гневными глазами и встала из-за стола, покончив с разговорами.

Следующую ночь она встретила на дереве, вооружившись биноклем, который направляла по очереди на окна мачехи и Саши. Ирина готовилась не ко сну, нет! Она готовилась на бал: оделась в лучший ночной наряд, придирчиво укладывала волосы, мазалась кремами и прыскала на себя духами. От их изобилия наверняка задохнуться можно!

Лидочка перевела бинокль на окно Саши. Тот курил папиросу в постели. И вот она – Ирина – вплыла в его комнату, опустила подлые глаза, изображая, наверное, целомудрие. Он ткнул папиросу в пепельницу, закинул руки за голову и в упор смотрел на мачеху. Она поплыла к нему, поплыла несмело, не поднимая глаз, словно не ее воля руководила ею, села на край кровати. Ладони мачехи гладили его грудь, потом их губы соединились… Рука Саши протянулась к выключателю настольной лампы на тумбочке…

Пришлось слезть с дерева и подобраться к окну. Лидочка высунула голову так, чтобы только глаза очутились над подоконником, но, черт возьми, слишком темно, хотя два тела на белой постели различить было нетрудно. Приглушенные стоны и шепот мало интересовали Лидочку, ей нужны были подробности. Однако она выяснила главное – не Саша к Ирине бегает, а мачеха – блудливая кошка.

Лидочка вернулась к себе, улеглась в кровать и долго смотрела в темный потолок. Поворачиваясь на бок, уже сонная, она пробормотала вслух:

– Отниму. Я смогу.

Она ждала отца, чтобы осуществить свой план. Вечером, накануне его приезда, Ваня отозвал Лидочку в глухой угол сада, огляделся по сторонам и, смущаясь, спросил:

– Отцу будем говорить, что видели в лесу?

– Ни в коем случае.

– Но почему?

– Потому что Ирина найдет способ оправдаться, еще и нас обвинит. Отец поверит ей, а не нам. Давай подождем немного?

– Чего ждать, чего? – кипел Ваня.

– Не знаю.

– Смотри…

Из-за пазухи он вынул револьвер, Лидочка отшатнулась:

– Где взял?

– У отца в кабинете. Убью обоих.

– Положи на место, дурак! Вот еще, выдумал, убьет он… Да и зачем Сашу убивать? Не он к ней ходит по ночам, а мачеха к нему. Я своими глазами видела, как Ирина в постель к нему залезала. У меня есть план…