– Зато дети у вас хорошие, и судьба их не обидела.

– Да-да, – согласно кивнула Лидия Викторовна. – Маринка в десятом классе училась, когда прошла конкурс и попала на телевидение, начала молодёжную передачу вести, она же у нас красавица и умница. Не зря её так быстро в Москву переманили. Она тоже по тебе скучала, с тобой по телефону разговаривала. Мы всё смеялись поначалу: ты голос её слышишь, а не видишь, начинаешь нервничать. Потом привыкла.

– А вскоре и Серёженька женился…

– В Саратов переехал, вроде и недалеко, а не каждый день видимся. И рада я за них, а всё ж таки грустно. Столько лет было в доме шумно и весело, а тут – тишина и пустота. Одна ты у меня осталась, Дэзи, верный мой друг.

– Только и ко мне старость подкралась.

Лидия Викторовна прижала к груди сидевшую около неё собаку и с трудом проглотила комок, который появился в горле.

– Ты, же знаешь, Дэзи, подружка моя милая, хорошая моя, мы всё сделали, что могли, когда ты заболела. От паралича даже людей не всегда вылечить можно, а мы тебя в несколько ветеринарных клиник возили, все назначения выполняли, все лекарства покупали. Наш врач сразу сказал: «Усыпить. Ей ничего не поможет – это старость», а мы боролись.

Женщина снова замолчала, потому что не могла говорить. Через несколько минут продолжила:

– Ты думаешь, мне было легко на это решиться? Думаешь, мне не хотелось, чтобы ты умерла своей смертью? Только не могла я тебя на руках выносить на улицу с четвёртого этажа – ты пятнадцать килограммов весишь, а я сама всего сорок восемь, сил моих физических на это не хватало. Первое время мне сосед Витька Сидоров помогал – у него почему-то всегда первых пар в институте не было. Он тебя выносил на прогулку, а когда ты все дела сделаешь – заносил. Потом Витька сессию не сдал и его из института выгнали, он на завод устроился, стал рано уходить. Пару месяцев я сама тебя выносила, и меня радикулит разбил.

Снова возникла пауза.

– Не расстраивайся, ты всё сделала правильно… – сказала собака.

Но Лидия Викторовна продолжала оправдываться:

– Серёжа много работает, он с трудом сегодня вырвался – помог тебя в клинику отвезти, выгрузил нас там и сразу уехал. Врач говорил, что ты ничего не почувствуешь. Я тебя оставила, вышла в коридор, и мне плохо стало, меня корвалолом отпаивали. Прости меня, Дэзи.

Слёзы уже не лились у Лидии Викторовны из глаз, но на сердце лежала тяжесть и трудно было сделать вдох.

– Я знаю, почему тебе так больно, – сказала Дэзи. – Ты боишься, что с тобой поступят так же. Твоя собственная старость на пороге.

– О чём ты говоришь? Я же человек!

– Ладно, не делай вид, что не понимаешь… Как будто люди не бывают друг другу в тягость.

Лидия Викторовна хотела возмутиться и вдруг проснулась. Она была одна в пустой квартире. Трезвонил телефон. Она сняла трубку. Это звонила из Москвы Марина:

– Мамочка, ну как всё прошло с Дэзи? – и всхлипнула:

– Мамочка, ты только не плачь!

Юлька бегала по квартире, поднимая ветер, и кричала:

– Как у тебя здорово! А это что? А ванна где? А где зеркало? А это балкон или лоджия? Здорово!

Она побывала везде. В единственной комнате она попрыгала на диване. В просторной кухне заглянула зачем-то в духовку. В туалете хлопнула крышкой от унитаза – красивой, малахитово-зеленой, в тон плитке. В ванной включила и выключила душ. С балкона оглядела пейзаж – квадратный маленький дворик, пока без зелени, с которого еще не везде убрали строительный мусор.

Юлька немножко разлохматилась и стала от этого ужасно хорошенькой. Вадим ходил за нею по пятам и улыбался. Он очень гордился своей новой квартирой и тем, что уже третий месяц живет один, без мамы и отчима. Ему даже казалось, что он чувствует себя взрослым – независимым и самостоятельным.