– Любишь Шекспира? – удивленно спрашивает, сразу же оторвавшись от речи лектора.
– Знаю наизусть от первой и до последней фразы! Пожалуй, он единственный, кто смог покорить мое сердце, – отвечаю с ноткой сарказма.
– Ланкастер! Томсон! Тише! Если вам неинтересно, то можете покинуть кабинет и продолжить свои личные «беседы» за дверью, – возмущается преподаватель философии.
– Мистер Уитмор, попрошу не забываться, где находитесь! Вы не имеете права указывать на то, что я могу и что не могу делать, находясь в заведении, которое целиком и полностью принадлежит моей «мамочке», к тому же я не ваш студент, – дерзко заявляет Макс.
Профессор застывает на месте. Кажется, еще пара слов, и он умрет от стыда. Прикусывает губу, пытаясь что-то сказать, но не может. Дар речи сняло как рукой. Через десять секунд он вновь начинает моргать, вот-вот придет в чувство.
– Внимание на доску, – произносит Лари Уитмор, обращаясь к аудитории. – Каждый, находясь здесь, считается моим учеником, Ланкастер, – говорит и одновременно что-то пишет маркером.
Макс разговаривает с учителем, как начальник с подчиненным, но не каждый начальник высказывается так по-хамски. Возможно, накричит, но не станет указывать на социальный статус.
Хоть усадьба и принадлежит Ланкастерам, считаю, что все же некрасиво так общаться с персоналом, указывая, где их место. Макс… Он на самом деле ведь добрый и милый, но почему-то очень хочет казаться злодеем, хочет, чтобы в нем видели хулигана. Вот только почему?
Во мне тоже живет дух бунтарства. И… иногда он может вырываться наружу, в не очень подходящий момент. Такие эмоциональные всплески и резкие перемены в настроении – провоцирует щемящая боль. Именно так люди просят помощи, – «Да обрати на меня внимание, наконец! Ну сделай хотя бы вид, что тебе не все равно!». А окружающим опять на тебя наплевать…
14 октября
Этой ночью мне не спится. Походив по комнате, накидываю олимпийку на плечи, выхожу из комнаты в коридор. Возле лестниц есть небольшой укромный уголок с двустворчатым окном почти во всю стену. Иду по памяти. Кромешная темнота. Нащупываю перила. Прохожу чуть дальше и вижу то самое окно. Сажусь на подоконник.
Наблюдаю, как моросит дождь. Маленькие капельки стекают по холодному стеклу. Холодно. Руки в замок. Подношу ко рту и дую на них теплым воздухом. От терпкого дыхания стекло запотевает.
В голове появляется идея. Прислоняю правую руку, пальцем начинаю рисовать произвольные узоры. Люблю так делать еще с детства…
Небо затянуто облаками. Луны и звезд вообще не видно. Увидеть звездное небо в это время года – большая редкость. Случайно замечаю темный силуэт Макса в расплывчатом отражении. Он просто смотрит. Он стоит и смотрит на меня, безмолвно.
– Долго будешь стоять и пялиться?! – произношу, обернув голову к нему.
– Не хотел тебя пугать, – говорит тихо, подходит. Продолжительная пауза. – Не спится?
– Есть такое…
– Тоже люблю сидеть здесь вечерами, смотреть, как капает дождь, – улыбается.
– Я здесь не поэтому, – перебиваю. – Вообще ненавижу одиночество, ненавижу сырость, ненавижу холод. Последние время я ненавижу все вокруг…
– Тогда почему ты здесь? – спрашивает с задумчивым лицом, садится напротив меня.
– Иногда я просто боюсь засыпать. Боюсь вновь оказаться внутри повторяющихся кошмаров. Они то прекращаются, то вновь начинают мучить, – отворачиваю голову от окна и смотрю на лестницу. – Приходится всю ночь скитаться и засыпать с рассветом, тогда шансов избежать…
– Однажды меня тоже преследовал кошмар, – перебивает. – Отголоски прошлого, которые точно так же заставляли умирать каждую ночь, но воскресать к утру.