«Старый Фридрих» никогда не обижался на шутки и дюже ловко шутил сам. Когда однажды в разговоре с отцом Атанизиус позволил себе сказать при Зайтце, что было бы неплохо завести ещё одного секретаря для скорости дел, «старый Фридрих» ему ответил: «За двумя Зайтцами погонитесь – ни одного не поймаете».

Штернер улыбнулся, вспомнив это.

Немного полежав на большой пуховой подушке с закрытыми глазами, («интересно, сколько петухов и кур нужно для того, чтобы набить её пухом?…»), затем с глазами открытыми, уставившись в лепной потолок («для гостиницы с таким названием – пятна на потолке совершенно лишнее украшение…»), Атаназиус, наконец, потянулся и тут же вскочил, как ошпаренный, босиком на холодный паркетный пол – от сильной судороги в икре левой ноги.

Вилли Вайль, их семейный врач, научил его этому приёму. Острая боль, что сжимала икру своими цепкими клешнями, мгновенно отступала.

«Наверное, от усталости…», – подумал Штернер.

Хотя судорога раз от разу появлялась сама собой, найти верную причину не составляло для Атаназиуса никакого труда. Сегодня наверняка скрутило ногу от вчерашних треволнений. Особенно в деревне.

Осторожно присев на край роскошной кровати с шёлковым бельём, которое здесь стелили, в основном, иностранцам – «давнее низкопоклонство России перед Западом» – Штернер осторожно растёр и размял икру и уже не стал ложиться, опасаясь повторения приступа. Он принялся медленно одеваться, припоминая весь вчерашний день (встречу с Татьяной, дом на Арбате, приезд в деревню) и, конечно же, в первую очередь, вспомнил избу Мелании и сказал себе в который раз:

«Нужно как можно быстрее решить все дела, ради которых я здесь…»

Одевшись в зимнее бельё, костюм и пальто, сунув ноги в шерстяных носках в тёплую обувь (Атаназиус знал, что такое «русская зима»), надел рукавицы и нахлобучил шапку.

Повесив дорожную сумку через плечо, он спустился на первый этаж гостиницы и поинтересовался, где можно позавтракать.

Столовая зала «Европейской» располагалась прямо в гостинице. Пришлось вновь снять верхнюю одежду и повесить её на вешалку.

В меню он так и не нашёл привычный завтрак который готовил «старый Фридрих», поэтому пришлось вместо двух жареных сосисок с зелёным горошком ограничиться остывшим свиным жарким с картофелем и солёными огурцами, попахивающими бочкой, запивая весь этот «изыск» холодным чаем без лимона.

После завтрака заплатив за еду в несколько раз больше, чем за две сосиски (наверное, сказывалось название гостиницы), Атаназиус вышел из «Европейской».

Погода была по-пушкински – морозной и солнечной.

У гостиницы в ожидании щедрого клиента дремали извозчики.

Заслышав скрип отворяемой парадной двери, три экипажа помчались прямиком на Штернера, чуть не задавив его троекратно.

– Куда прикажете, барин?! – прокричало извозчичье трио.

Атаназиус ошарашенно отскочил к парадному подъезду, столкнувшись с мальчишкой, стоящим неподалёку со свежими газетами в руках. Окинув намётанным редакторским взглядом их названия, он перескочил через «Зуевские ведомости», «Голос зуевской старины» и «Зуевский инвалидный листок» и остановился на «Деловом Зуеве».

«То, что нужно», – подумал Штернер и купил газету.

Вернувшись, к разочарованию извозчиков, в гостиницу, он уселся в вестибюле, в кресло у окна, и стал просматривать газету. Пропустив колонки с городскими событиями и новостями, нашёл страницу объявлений и уткнулся в неё.

«Пропала старая жилистая корова. Отзывается на клички – Милка, Машка, Верка и Катька. Редко на Стерву».

«Куплю новую аглицкую коляску, с верхом. Немецкие и французские не предлагать».