И она с душевным волнением ещё раз поблагодарила бога за помощь в спасении дочери.

Затем, покинув вокзал с мыслью о том, что теперь её дочь недосягаема для Вадима, и совершенно успокоенная, вернулась домой.

В эту ночь она спала крепко, и никакие предчувствия не беспокоили её.

Проснулась она почти счастливой.

Глава третья

День пролетал за днём, неделя за неделей. Сестра один раз в неделю звонила ей, рассказывала о Вере. Как явствовало из докладов сестры, Вера всё время проводит дома, готовится к вступительным экзаменам в университет и, кажется, совсем не страдает от одиночества, прямо монашка какая-то! – удивлённо добавляла та.

– Представляешь, – говорила она шёпотом, – Вера так увлеклась подготовкой к вступительным экзаменам, что даже ни разу не сходила в кинотеатр или на дискотеку.

А потом, при следующем разговоре, сестра как-то неуверенно призналась – но это меня и радует и беспокоит одновременно. Что-то с ней не так! Не находишь? Признайся Люда, у вас…, между вами… всё-таки что-то произошло, да? Скажи правду, Люда.

– Нет, нет. Что ты. Я же тебе говорила. У нас всё нормально. Не переживай, – отвечала она сестре.

Переговорив в очередной раз, она садилась на диван, доставала альбом с фотокарточками и, рассматривая их, тихо радовалась своему мудрому и своевременно принятому решению:

С дочкой всё идёт как нельзя лучше, говорила она себе, и вытирала кулачком неожиданно замокревшие глаза и сморкалась в полотенце.

В школе тоже дела шли хорошо. Все ученики её класса сдали выпускные экзамены. Ни один не остался на второй год или на осеннюю переэкзаменовку. Живи и радуйся! – говорила она себе.

Людмила Афанасьевна зажила мирной, спокойной жизнью. Правда, жизнь без дочери показалась ей скучноватой. Не хватало её весёлого, озорного смеха, её шуток. Но, успокаивала она себя, Вера поступит в университет, после первого семестра сдаст сессию и приедет на зимние каникулы. И у нас всё будет по-старому, как раньше. А там, глядишь, и Веру можно будет опять забрать домой – мечтала Людмила Афанасьевна.

* * *

В один из летних дней преподаватели собрались в учительской для решения вопроса по подготовке школы к следующему учебному году. Физрук, мужчина средних лет, балагур и дамский угодник, посмеиваясь в роскошные усы, заметил: «А, выы, Людмила Афанасьевна за последнее время очень даже похорошели. Уж не любовь ли нагрянула нечаянно ко мне?»

– К вам, Олег Петрович, быть может, и нагрянула, только не ко мне, – парировала она насмешника.

А учительница русского языка и литературы, услышавшая их разговор, ехидно добавила: «Олег Петрович, вы хоть и преподаватель физкультуры, но пора бы уж научиться правильному построению речи».

Она же влюблена в него как кошка, вспомнила Людмила Афанасьевна. Поэтому и задирает его по всякому поводу и без повода. Всё делает, лишь бы он обратил на неё внимание.

Дома, переодеваясь в халатик, она подошла к зеркалу. Да, правы вы, Олег Петрович, я неплохо выгляжу для своих тридцати семи, вон, даже животик округлился…

Что? Какой… может быть животик? – ахнула она, побледнев. Я, что?! Да не может быть такого, я же ни с кем…, ужаснулась она. Я же…, у меня же… только школа, ученики иии… подработка на почте…

И словно обухом по голове: а тот ненастный вечер, позабыла что-ли? Гос-по-ди, как же это?! – застонала она. Какой позор на мою голову! А что я скажу Вере? А что скажут в школе? Немедленно надо идти к гинекологу и делать аборт. А, может, я ошибаюсь и я не беременна?

Терзаясь неизвестностью, Людмила Афанасьевна долго не могла уснуть, а утром, чуть свет, позвонила завучу домой и, задыхаясь от еле сдерживаемого волнения, предупредила, что задержится немного и, чтобы избежать ненужных вопросов, быстро положила трубку телефона. Закончив разговор, она так и осталась стоять у аппарата, вперив взгляд в звенящую пустоту квартиры.