– Продай кольцо, баба Капа, родимая! Что хочешь, проси! – взмолился он.

– Что я, изверг какой? Забирай, конечно. Вернешь стоимость золота в пятикратном размере. И место чтобы мне на свадьбе самое лучшее, рядом с тортом, – сразу остановилась старуха-процентщица, стягивая ювелирку.

– Хорошо! – согласился страдалец. – Это все?

– Нет, не все. Самое главное, дайте мне рецепт Анюткиной приворотной курицы, – заказала плату она, – а то надоело мне одной, как перст, куковать. Буду Федота своего обратно привораживать.

– Какого Федота? – хором удивились горе-молодожены.

– Был у меня хахаль. Тоже однажды с подлой жабой изменил. Каялся потом, дак я не простила, выгнала. Так и женился на подлюке той. Царствие ей небесное! Из-за интрижки его да гордости моей всю жизнь одна, никого так и не полюбила больше, – вдруг прослезилась бабка, – испеку курицу волшебную, приглашу старика. Глядишь, съедемся! – вытерла она скупую слезу. – Одна пенсия – хорошо, а две лучше, – деловито добавила она.

Анька задумалась. Внимательно посмотрела на бестолкового, но любимого Витьку. Потом взяла у него кольцо и вернула старухе.

– Пойдем домой, худоба. Курицу для тебя да бабы Капиного жениха готовить буду, – вздохнув, подтолкнула парня она.

– Учитель пения хоть был женат, имел роман с географичкой, – слезно пищала в караоке Виолетта Наумовна. Люди, абсолютно не умеющие петь, как правило, обожают это делать. Плачущий вой молодой учительницы оказался очередным доказательством данного правила.

– Об этом знала вся школа, не исключая младших классов, – приятным баритоном подпел писклявому лже-«Чижу» физрук, вольготно развалившись за столиком.

Виолетта домерявкала песню до конца и без сил плюхнулась на кожаный диван рядом со школьным коллегой.

– Песня прям про меня, – всхлипнула географичка, глотнув вина, – в прошлой школе я крутила роман с одним женатиком. Пять лет ухлопала на тайные встречи. А что толку? Жена узнала, за волосы меня оттаскала, но не развелась. Пришлось мне бежать из города в деревню вашу захудалую, чтоб репутацию спасти.

– Хороший у нас поселок. Зря ты так, Наумовна,  – с набитым ртом промычал гамбургером физрук.

– Да уж куда лучше! Мужиков нормальных, интеллигентных нет, одни работяги да гопники. Ну, ладно,  думаю, полюблю одного строителя. На безрыбье сойдет. А он через две недели совместной жизни бросил меня! К бывшей ушел!

– Какой негодяй, – засунув в рот картошку-фри, равнодушно капнул соусом на выпирающее брюхо физрук,  – кажется, я замарал любимую футболку.

– Ты себе льстишь, Данил Андреич, футболки у спортсменов, а у тебя, скорее, футбУлка, – внезапно расхохоталась Виолетта, тыча его в упитанный живот. Данил заржал вместе с ней, брызгая изо рта пивом вокруг.

– Вот так-то лучше! Развеселилась хоть, – хлопнул он девушку по худенькому плечу, – а то с обеда ревешь!

– Спасибо тебе, Данила, за приглашение в люди. Тоскливо было на душе, хоть из учительской в окно прыгай, – отсмеялась она. Потом щедро глотнула вина и снова зарыдала:

– Но я все равно Витьку, мерзавца, люблю!

– А, может, не любишь? Просто тебе обидно, что он тебя променял на другую, – как большой специалист в женской психологии, проводил взглядом накачанную попку, усевшуюся за соседний столик, физрук.

– Точно люблю! Виктор такой стройный и красивый. Я с ним была так счастлива! – опровергла его психоанализ зареванная  географичка, рисуя тушью по щекам маскировку спецназа.

– И что ж вы, бабы, всегда в подонков-то влюбляетесь. Ну, хочешь, помогу Витьку вернуть? – устав от ее слез, предложил физрук, вытирая жирные пальцы о салфетку.