Вот как? Наверное, что-то есть в этой философии.

– Привет, Джинджер, я Хиппи, – радостно восклицает мой коллега и забирает из рук первую упаковку. – Дэн, спасибо, что помог нашей Рыжуле.

– Вообще-то меня зовут Ольга, – поправляю я его.

– Не-а, привыкай к тому, что тебя все будут звать Джинджер.

– Тогда уж лучше Рыжуля, – говорит Данил и вдруг протягивает руку и заправляет мою мокрую прядь за ухо.

Именно в этот момент я замечаю на безымянном пальце его правой руки обручальное кольцо.

 

* коносамент - основной документ при транспортировке груза морским транспортом. Говоря простыми словами, это расписка капитана судна о том, что он принял на борт груз и несет за него ответственность до момент выгрузки.

4. Глава 3

– Джинджер, какого хрена! Где эти гребаные отчеты по гребаной дизельке?

– На твоем столе, – невозмутимо отвечаю я и продолжаю печатать, даже не обернувшись на вопль.

– Нет ни хера на моем гребаном столе!

– На твоем столе в твоих херах черт ногу сломит. А отчеты я положила справа, на справочник ЭйПиАй*.

– А, точно. Увидел. И где мой гребаный кофе-милк?

– В гребаной микроволновке. Звякнет через гребаные тридцать секунд, и я тут же тебе его принесу. Только убери свои гребаные ботинки с гребаного стола. Мне некуда поставить твою гребаную ведерную кружку.

На самом деле английский язык не настолько изобретателен в отношении нецензурной лексики, как наш родной, который велик и могуч. Но как в любом языке есть тонкости, которые сложно выучить, надо чувствовать их.

Стив матерится через слово, вне зависимости от настроения. Одним и тем же волшебным набором букв f, u, c и, разумеется, k он выражает гнев, презрение, удивление, восхищение и умиление. Ну, собственно, как и некоторые из нас.

Но только носитель языка может передать все нюансы одного и того же грубого слова правильно.

Будучи филологом, я очень быстро выучиваю те самые тонкости, заслужив молчаливое одобрение шефа. А ребята из команды точно так же моментально просекают, что в любой сомнительной ситуации разговаривать со Стивом лучше через меня.

– Рыж, как там дракон?

– Усатый-волосатый лакает свой молочный кофе.

– Слу-у-ушай, тут такое дело…

– Не-а. Точно не сейчас. Любое дело лучше после обеда. Он погавкался с Филом из лаборатории, так что пока не поест свой сендвич с карри, к нему не подползать на расстояние полета кружки.

– Боже, как мы выживали до тебя? Рыж, ты ангел!

Очень спорное утверждение, но к нашему дракону я все же умудрилась как-то приноровиться.

– Блин, Оль, ты его совсем, что ли, не боишься? У меня аж коленки дрожат, когда он к нам вваливается, – жалуется мне секретарь из городского офиса. – Он же разговаривать не умеет. Только орет и матерится. А у меня сразу глаза на мокром месте. Я терпеть не могу, когда на меня голос повышают.

Ну, у меня Стив ассоциируется с майской грозой – вроде шумно, гром гремит, молнии сверкают, но дождик-то идет теплый. И не просто идет, а еще и цветы поливает. Так и наши мальчишки под руководством Стива за считанные месяцы из желторотых выпускников морской академии, запинающихся и бекающих невнятно в ответ на элементарные вопросы, превращаются в достаточно подкованных профессионалов, что могут быстро и качественно провести инспекцию отгруженного на танкер нефтепродукта.

Мой первый рабочий месяц проходит суматошно, сумбурно и весело до охренения, причем полного. Теперь я понимаю, что имел в виду тот парень, Данил, когда говорил о проверке на вшивость. Поручения от Стива валятся с утра и до ночи. Все перечисленное им в первый день, плюс куча странных мелочей, переводы отрывков из инструкций по замерам береговых резервуаров, договор с ближайшей столовой о доставке горячей пищи для тех, кто работает сутки, знакомство с персоналом нефтерайона, изучение карты причалов, да просто хренеллиард всякой всячины. Но несмотря на то, что весь этот месяц я практически живу на работе, включая выходные, и устаю как собака к концу рабочего дня, по утрам я бегу на работу с удовольствием. И это ни с чем не сравнимый кайф – заниматься тем, что тебе действительно нравится.