Со временем я понял, что у моего любопытства есть определенная особенность. Самое сильное любопытство я называю эмоциональным интересом: я хочу понять, что движет человеком, можно ли увязать взгляды и характер человека с его творчеством, сложностями, которые он вынужден преодолевать, и достижениями.

Однажды я общался с Джонасом Солком, ученым и врачом, который изобрел вакцину от полиомиелита и был моим героем в детстве. Мне потребовалось больше года, чтобы устроить эту встречу. Но меня интересовал вовсе не научный метод, который помог ему разработать вакцину. Я хотел понять, каково это – помочь миллионам людей избежать сокрушительного заболевания, угроза которого омрачала детство всех моих сверстников. Он работал в совершенно другой сфере. Он был известен, почитаем, успешен, но на него не обрушилось финансовое благосостояние. Он нашел лекарство от недуга, который грозил миру, и не получил за это ни гроша. Можете ли вы себе такое представить сегодня? Я хотел понять склад характера человека, который просто так отдал миру такое лекарство.

Я также встретился с Эдвардом Теллером, создателем водородной бомбы. Он был уже в преклонном возрасте, когда я с ним познакомился, и возглавлял в администрации президента Рейгана Стратегическую оборонную инициативу (Strategic Defense Initiative), известную, как программа «Звездных войн». Это был еще один человек, часовую беседу с которым мне пришлось лоббировать целый год. Я хотел понять, как устроен ум человека, способный создать оружие, подобное водородной бомбе, и узнать, каковы его моральные взгляды.

Я пообщался с Карлосом Слимом, мексиканским бизнесменом, самым богатым человеком в мире^>17. Мне хотелось выяснить, как выглядит повседневная жизнь обладателя такого состояния, и что нужно, чтобы быть настолько целеустремленным и решительным бизнесменом, чтобы заработать больше всех.

На самом деле, когда встречаешься с кем-то вроде Солка, Теллера или Слима, хочется откровений, озарения. Я хотел понять, кто они. Разумеется, за час общения с незнакомым человеком это обычно недостижимо.

Солк держался благосклонно и дружелюбно. Теллер был резким и неприятным. А Карлос Слим оказался совсем не таким, как я ожидал. Он не имел ничего общего с представлениями о резком бескомпромиссном дельце и принял меня очень тепло, по-латиноамерикански. На ланч он заказал массу блюд, пил вино, казалось, что он абсолютно никуда не торопится – наша беседа продолжалась три часа.

Я провел сотни таких сеансов любопытства. Это именно то, что всегда меня интересует и, пожалуй, нравится мне больше всего. Для меня узнавать что-то о человеке, с которым находишься в данный момент, лучше, чем секс, круче, чем успех.

Первый разговор с человеком, не связанным с индустрией развлечений, состоялся, когда мне было двадцать три года. К тому моменту меня уже уволили с должности клерка в Warner Bros. (спустя 15 месяцев они решили, что у меня слишком много свободного времени и слишком мало дел), и я работал у продюсера Эдгара Шерика («Захват поезда Пелэм 1–2–3» (The Taking of Pelham One Two Three), «Месть степфордских жен» (Revenge of the Stepford Wives)), мечтая, однако, о самостоятельности в этой профессии.

Я встретился с Фрэнсисом Ли Бейли, одним из самых известных адвокатов по уголовным делам. Он участвовал в процессах Сэма Шеппарда и Патти Херст.

У меня появилась мысль сделать телесериал, который я мысленно назвал «Сборник американских уголовных прецедентов Эф Ли Бейли» – своего рода правовой аналог «Уолт Дисней представляет» (Walt Disney Presents), с участием эксперта, который помог бы рассказать историю этих великих процессов.