Было такое искушение – забыть Лермонтова. Вполне могли забыть, не прочитать, задвинуть на заднюю полку богатой русской библиотеки. При жизни поэта был издан лишь один небольшой сборник стихотворений и поэм, да ещё «Герой нашего времени» стал заметной публикацией в «Отечественных записках», а позже вышел и отдельным изданием. Надёжных связей в литературном мире у него не было. Да он и не стремился к славе, обеспеченной обыкновенными, проверенными способами. Лермонтов жил в собственном, таинственном, измерении. И не изменял себе. К тому же его взыскательность к собственному творчеству беспрецедентна.
Михаил Лермонтов
Но всё-таки Лермонтов нашёл читателя – на века. В 1850-е годы вышло сразу несколько сборников Лермонтова – немалыми по тем временам тиражами. Позже появились и первые биографические исследования, и опера Рубинштейна… Лермонтову в России стали ставить памятники, когда только двух-трёх писателей увековечивали подобным образом. И в ХХ веке он был одним из самых необходимых собеседников для потомков. И это настоящее чудо. Если упустим его – потом поздно будет корить себя за опрометчивость.
Рисунок Михаила Лермонтова
Мальчишка, проживший так недолго, он навсегда остался живым. Как звезды, которые разговаривают друг с другом в его стихотворении.
Арсений Замостьянов, заместитель главного редактора журнала «Историк»
Михаил Юрьевич Лермонтов
Панорама Москвы
М.Ю. Лермонтов
Кто никогда не был на вершине Ивана Великого, кому никогда не случалось окинуть одним взглядом всю нашу древнюю столицу с конца в конец, кто ни разу не любовался этою величественной, почти необозримой панорамой, тот не имеет понятия о Москве, ибо Москва не есть обыкновенный большой город, каких тысяча; Москва не безмолвная громада камней холодных, составленных в симметрическом порядке… нет! у нее есть своя душа, своя жизнь. Как в древнем римском кладбище, каждый ее камень хранит надпись, начертанную временем и роком, надпись, для толпы непонятную, но богатую, обильную мыслями, чувством и вдохновением для ученого, патриота и поэта!..
Как у океана, у нее есть свой язык, язык сильный, звучный, святой, молитвенный!.. Едва проснется день, как уже со всех ее златоглавых церквей раздается согласный гимн колоколов, подобно чудной, фантастической увертюре Бетховена, в которой густой рев контр-баса, треск литавр, с пением скрыпки и флейты, образуют одно великое целое; и мнится, что бестелесные звуки принимают видимую форму, что духи неба и ада свиваются под облаками в один разнообразный, неизмеримый, быстро вертящийся хоровод!..
О, какое блаженство внимать этой неземной музыке, взобравшись на самый верхний ярус Ивана Великого, облокотясь на узкое мшистое окно, к которому привела вас истертая, скользкая витая лестница, и думать, что весь этот оркестр гремит под вашими ногами, и воображать, что все это для вас одних, что вы царь этого невещественного мира, и пожирать очами этот огромный муравейник, где суетятся люди, для вас чуждые, где кипят страсти, вами на минуту забытые!.. Какое блаженство разом обнять душою всю суетную жизнь, все мелкие заботы человечества, смотреть на мир – с высоты!
На север перед вами, в самом отдалении на краю синего небосклона, немного правее Петровского замка, чернеет романическая Марьина роща, и пред нею лежит слой пестрых кровель, пересеченных кое-где пыльной зеленью булеваров, устроенных на древнем городском валу; на крутой горе, усыпанной низкими домиками, среди коих изредка лишь проглядывает широкая белая стена какого-нибудь боярского дома, возвышается четвероугольная, сизая, фантастическая громада – Сухарева башня. Она гордо взирает на окрестности, будто знает, что имя Петра начертано на ее мшистом челе! Ее мрачная физиономия, ее гигантские размеры, ее решительные формы, все хранит отпечаток другого века, отпечаток той грозной власти, которой ничто не могло противиться.