– В чайнике вода. Холодная, – произнес Бабасов, не отрываясь от бумаг.

«Проницательный чуткий Бабасов…» – Желудин достал стопку рукописей с семинара молодых и стал читать. В том, что молодежь заставляли приносить свои шедевры, как теперь принято говорить, на бумажных носителях, был свой резон. Во-первых, это дисциплинировало. Каждый сверчок, как ни крути, должен знать свой шесток. А во-вторых, избавляло от чтения с монитора, что было весьма утомительно… Все, все хотят печататься. А зачем? Одни амбиции и больше ничего!

– Что нас ждет? – прервав чтение, мрачно вопросил он. Коллеги подняли головы. Выдержав паузу, Желудин продолжил: – Старость, одиночество, болезни и смерть!

– Запугивает, не иначе, – засмеялся в ответ Бабасов.

– Ну, начал каркать! – отозвался Попсун и пропел: – Черный ворон, я не твой! Посмотри, какие женщины вокруг! Погода – чудо! А ты?!

– Хорошо! С критикой согласен! – отреагировал Желудин. – Красивые женщины, чудесная погода, потом старость, одиночество, болезни и смерть!

– Что остается простым людям? – спросил у товарищей Бабасов и после небольшой паузы добавил: – Уколоться и забыться!

В дверях появилась фигура, вокруг шеи многократно намотанный красный шелковый шарф, темные длинные волосы. Мягко приблизилась к столу Желудина:

– Вы Желудин Вадим Георгиевич?

Тот, не глядя, кивнул головой.

– Вот, знаете ли, принес пару инсталляций. Не могли бы взглянуть?

– Инсталляций? – с трудом сдерживая раздражение, переспросил Желудин. – Сейчас? – «Ну почему, спрашивается, так охота пачкать бумагу? Прямо настоящее всенародное бедствие… Какая-то неотвратимость. Как… муссон… или пассат». Оба слова были хороши. – Ладно, оставляйте, – разрешил милостиво.

– А вы не могли бы прямо сейчас? Если, конечно, располагаете временем. И вас не затруднит? То очень бы обязали. Очень! Да тут, господи, всего ничего. Так пара, тройка страничичек. Это много времени не займет, – притворяясь ягненком, залепетал Гуго.

– Давайте, – вяло махнул рукой, сдаваясь Желудин. «И чего это он юлит? Прямо, противно…»

Желудин прочел имя автора на первой странице и чуть не поперхнулся.

– Интересный псевдоним… – протянул он. – Гуго В.

– Да нет! Это не псевдоним. Гуго – имя, а В. – это Великолепный, прозвище! – снисходительно объяснил автор. – Помните, Лоренцо Медичи4, внук Козимо, по прозвищу Великолепный? Или Сулейман5? Тоже ведь получил прозвище Великолепный!

– Прозвище? Сулейман? – переспросил Желудин и, прищурившись, внимательно оглядел посетителя, пытаясь понять, шутит он или же не в себе. – Впрочем, неважно! – решил Желудин закрыть эту тему. От парня зверски разило. И Желудина затошнило. – Минуточку подождите! Я сейчас! – сказал он, отложил листочки и решил, уже было, поспешать в туалет, но также неожиданно отлегло, и он остался на месте.

В дверь заглянула женщина. Лицо ее показалась Желудину знакомым.

– Вы ко мне? – ласково поинтересовался он.

– Нет, это со мной! – нетерпеливо произнес Гуго.

Первый опус назывался «Торт». Прочтя название, Желудин поморщился от отвращения: «Час от часу не легче!» Но пересилил себя и стал быстро листать странички.

«Даже не читает, змей! Хоть бы вид сделал, сукин кот!» – усмехнулся Гуго и вслух произнес:

– Надо определиться, все же змей или сукин кот?

– Что? – Желудин поднял голову и вопросительно взглянул на автора.

– Это я так, мысли вслух. Не могу сделать выбор. Извините, что отвлек!

– Про еду, к сожалению, сейчас ничего не берем! Нельзя раздражать народ, – пояснил Желудин. – И потом, как прикажете понимать – «Он плюнул на рельсы, по которым через минуту должен был пройти поезд». Аллегория?