Это прозвучало глупо. Разговор не ладился. Вряд ли он будет делать маски из желтка.

Я заплела ему три косы — одну по центру и две маленькие по бокам, а на затылке соединила в одну. На конце закрепила собственной резинкой.

— Готово, — сказала я. — Теперь ты похож на викинга.

Со светлыми косами, курчавой бородой и проницательными зелёными глазами под кустистыми, выгоревшими на солнце бровями, он напоминал древнего конунга.

И пахло, пахло от него великолепно. В первый день он вонял кровью, тиной и грязью, вчера — воспалёнными ранами и лихорадкой, а сегодня я почуяла его настоящий природный запах. Острый, мужской, терпкий. У меня от него кружилась голова и поджимались пальцы на ногах.

Никогда такого не было.

Чтобы побороть искушение, я поспешно отошла от мужика и принесла пиццу. Ещё тёплая. Пахнет так, что слюни выделяются сами собой. Открыла коробку перед его носом:

— Угощайся.

Я так надеялась, что сегодня он не станет кочевряжиться! Наверняка голодный, как стадо волков. У него даже щёки запали. Но не-е-ет, он снова отказался брать еду.

— Чего тебе надо? — не выдержала я. — Скажи, что ты ешь, и я куплю тебе это! Не молчи! Ну сколько можно? Я не умею читать твои мысли!

Я метнулась к столу и сграбастала продукты.

Высыпала ему на колени:

— Колбасу будешь? Итальянскую с фисташками? Сыр голландский? Чипсы со сметаной и зеленью? Что ты любишь? Заварить тебе лапшу с ароматом курицы? М-м-м, вкусно, остренькая! — я погладила себя по животу. — О, холодец — то, что доктор прописал. Для быстрого сращивания костей. На, ешь!

Я с треском раскрыла упаковку и протянула мужику. Он взглянул на холодец и судорожно сглотнул.

— Нравится? Сейчас вилку принесу.

Не успела я договорить, как он побледнел и согнулся над полом в рвотных спазмах. Но его не вырвало — нечем было. Реально голодал все три дня. Он выпрямился и вытер сухой рот локтем. Икнул.

— Да у тебя что-то с пищеварением, — только и вымолвила я. — Бедняга…

В дверь тихонько поскреблись. Дима пришёл. Он привязал к забору коня (в этот раз не белого, а чёрного) и зашёл в дом.

— Выгуливал Грома и решил проведать больного, пока туристы не подвалили. А то потом некогда будет.

— Отлично! Проходи.

Дима стащил грязные резиновые сапоги и, не снимая куртки, направился в комнату.

— Добрый день! — приветливо поздоровался он. — Ну как наши делишки?

В ответ получил насупленное молчание. Но Диме его пациенты и раньше никогда не отвечали, так что он не обиделся. Продолжил бодрым тоном:

— Вижу, мы пришли в сознание, заплели косички и оделись в красивую одежду. Это хорошо, хорошо, — он подтащил стул и сел у дивана. Энергично помыл руки антисептиком из бутылька. Завоняло спиртом. — Что ж, давайте посмотрим на наш животик.

— Дим, он же не хомячок или щенок, а человек всё-таки, — напомнила я.

Меня почему-то коробило такое сюсюканье со взрослым мужиком. Может, потому, что я знала о Диминых предпочтениях? Мне как будто жалко было, что Дима будет пялиться на «наш животик». Я немного ревновала.

— Все любят доброе слово — и люди, и животные, — миролюбиво ответил Дима и задрал футболку.

Кроме приклеенного тампона с мазью, там было на что полюбоваться. Я вздохнула и с трудом отвела взгляд. Не мужчина, а ходячее искушение. Почему он не встретился мне до свадьбы?

Влечение. Впервые в жизни я ощущала влечение к человеку противоположного пола. Я начинала понимать, что чувствовали мои соседки по общаге, когда бегали на свидания к парням. Если бы меня пригласил такой красавчик, я бы помчалась на встречу сломя голову. И позволила бы ему всё. От этой мысли стало жарко, а в паху напряглись мышцы.