Зайчик-то был бешеным!

- Отойди оттуда! – резко, как удар плетью, прозвучал его приказ.

Я с силой оторвала босые стопы от пола, делая небольшой шажок в сторону кровати.

- Зачем тебе столько всего? – почему-то прошептала я, снова пятясь ближе к кровати.

Женя подошёл ко мне, его лицо не предвещало ничего хорошего, а окопаться тоже не получится.

- Люблю, - коротко отозвался он, приседая на корточки в том месте, где я только что стояла.

Мужчина поднял с пола винтажный пистолет и начал искать его запчасти. Это мой шанс – пронеслась как молния мысль в моей больной голове.

Быстро и как можно тише делаю большой скачок в сторону выхода, желая вернуться на свой безопасный первый этаж, а ещё лучше в номер гостиницы.

И кажется, что свобода уже у меня в кармане, как острая боль опаляет мою голову у корней волос, а сама я лечу назад. Да здравствует всё та же кроличья норка.

Шкаф Шкафович, чтоб ему пусто было, поймав мою распущенную гриву, притянул к себе вплотную.

- Ай, изверг! Больно же, питекантроп несчастный!

Да только мои недовольства были пропущены мимо ушей. Мужчина намотал локоны на свою руку и навис над моим тщедушным тельцем, а после моих возмущений ещё больше вжал в себя, как если бы хотел расплющить о свои каменные мышцы.

И вот сейчас мне по закону жанра надо испугаться до потери сознания, но этого не происходит. Меня безумно отвлекает его всё ещё с крупными каплями воды кожа, она обжигает мою. Волна смущения от нашего столь тесного соприкосновения затопляет лицо и шею, что меня тоже злит.

Неспособность контролировать собственное тело и чувство – это отвратительное ощущение. Как будто ты сам себе уже не принадлежишь, но и потом вследствие неудачи некому будет предъявить претензии. Я видела такое много раз у моих подруг с их разбитыми сердцами и надеждами, а иногда и поруганными мечтами.

- Лиля! – его тяжёлый голос выбивает из меня судорожный вздох, но я лишь упрямо дёргаю головой, желая свободы своим волосам. – Говорю один единственный раз – я не тот, кем тебе кажусь, и не надо думать, что моя лояльность к тебе и твоим причудам – это личное. Нет. Ты моя очередная работа. Так что уйми свои амбиции и не трогай, а тем более не провоцируй меня лишний раз! Я тебе не по зубам. Достаточно доходчиво объяснил?

О! Ещё бы не понять! Недостойна я его величества потомственной ветви Зайцевых.

- Вполне, товарищ Зайчиков! – уверенно отвечаю ему, при этом бесстрашно глядя в его злые глаза.

Ну что теперь, Ушастик, будешь делать?!

- О! Не ожидал от тебя такой низости, как обыск с пристрастием, - неожиданно тихо заворковал Евгений. – А отдачи не боишься? Я ведь тоже могу обыскать.

- О! – отзеркалила его тон и тембр голоса. – Так знаем уже. Проходили, как вы, Ушастое Величество, свои лапы любите засовывать под юбки юных девиц. Прямо талант гинеколога зарыли на корню, может быть, есть смысл переосмыслить свою профессию – с мясоруба да во врачи?!

- Ларченко, ты сейчас договоришься, - сквозь стиснутые зубы начал угрожать мужчина, да только я под воздействием высокой температуры наших склеенных тел шла грудью на баррикады.

- И что? Снова обыск под моей юбкой? Да пожалуйста! Может, ещё и ножки раздвинуть?

Вот откуда я такого набралась, сразу и понять не могу, но Шкаф Шкафович отреагировал совсем не так, как мне виделось в моём воображении – горячо и страстно.

- Дурочка ты, Лиля! – вот как от сердца оторвал, высказался мой полуголый титан и тут же разжал свои объятия, что я едва не упала без мужской поддержки.

Зайчиков сделал от меня большой шаг в сторону, словно я разом чумой и оспой заболела, а он слабый кролик с отсутствием иммунитета и прививки.