Он обнял ее, прижал к себе, гладил по голове, по плечам, вытирал ей щеки своей "кровавой" майкой:

– Ну что ты, что ты, маленькая, это же просто клубника, ну помнишь, как у Ильи из «Чемпиона»?.. ну прости, ну я же не знал, что ты его так любишь…

Она вдруг отстранилась и взглянула на него с непониманием:

– Кого ЕГО?! Дурак ты, что ли, кого его?!? Тебя я люблю, тебя люблю… тебя…

Она вырвалась, поднялась и пошла к двери, все еще всхлипывая и приговаривая:

– …как дура… люблю, как дура, одного тебя…

– Фиби, постой…

Но она вышла из проклятого «дома», не обернувшись.

Это совершенно не то, что я ожидал. То есть, ожидал чего угодно, но только не такого. Ну, с ней-то, допустим, более-менее понятно, у нее все по плану, а тут что-то пошло не так, вот она и… Но я-то чего… мне-то что за дело – один день прошел, осталось два, уж как-нибудь… Стоп. Ну ты однозначно дурак. Ты ж трясешься весь! иди ищи сигареты-спички-водку.

Андрей вышел в коридор. Куда идти, непонятно. Пошел…куда-то. Вон дверь приоткрыта…

Ну ничёси! это ж точная копия его квартиры из «Пианиста», даже ящик с Бордо стоит…

Взял бутылку. Так и есть, 77-го. Год рождения главной героини. Да… здесь, похоже, муляжей не держат. Сел на «ее» полосатый диван, взял «свою» рюмку, подержал, посмотрел на свет. Налил вина, чокнулся с ее пустой рюмкой. Ожидал какого-то чуда, что ли, ну или хотя бы звука, или движения. Ничего не произошло.

Встал, зашел в «свою» комнату. Надо, наверное, переодеться, майка ж вся в клубнике и слезах. Достал из шкафа «свою» белую майку и рубашку – в мелкую полосочку и мятую, как полагается. Надел. Взял сигареты Арсена, положил в карман.

Пошел дальше по коридору, поднялся на второй этаж, в гостиную. Обошел все огромное пространство. При его появлении свет везде включался сам собой, это слегка раздражало, как будто за ним следили. Залез в бар, плеснул себе чего-то, выпил залпом, сел на высокий барный стул. Достал сигарету, закурил.

Ну, что, Андрей Дашков, дятел ты стопроцентный, что будешь делать? Поиздевался над девушкой, потешил свое артистическое эго, дальше что?.. А как притворился-то, минуты три не дышал, дайвер долбаный, проигрывать ему видите ли не захотелось! Тебе сколько лет, мальчик? двенадцать или тридцать пять?!

Встал, подошел к окну, затянулся, левую руку в карман. Уже, оказывается, темно… сколько вообще времени? Телефон где-то в гардеробной, наверное, остался, да и все равно в нем проку нет, она предупредила, что сигнал заблокирован. Сказала, как только захочешь позвонить, сразу включу… а он ни разу о нем и не вспомнил. И не только о нем.

Что происходит вообще? Давай соображай по-честному, секс-символ недоделанный, чего ты сюда приперся и чего ты вообще хочешь? От жизни своей, от себя, от этой аферы… от этой девушки чудесной… Да, она чудесная, правда, чудесная. Такая настоящая, не флиртует, а могла бы, право имеет – за 50 отцовских лимонов-то…

Ее зовут Фиби.

Ну, Фиби, дальше что? Она тебя, между прочим, не соблазняет и ни на что такое не претендует. Это ты тут сопли распустил, кровью истекал, ах пожалейте бедного, поплачьте над ним, поцелуйте его.

Да, она целовала меня, и мне это не было неприятно, это меня волновало, и даже сейчас…

Он потрогал свои губы.

Странный, все-таки, дом. Без людей любой уют бесполезен, не имеет смысла. Днем, когда тут была Фиби, этой пустоты не чувствовалось, она как-то все собой заполняла…

Фиби.

Ну, Фиби, еще сто раз повтори это «Фиби», что с того?

«Пусть будет то, что будет» – так, кажется, она сказала.

Она свободна, а я нет, в этом все дело, продолжал он свой внутренний монолог. Для меня свобода всегда идёт рядом с ответственностью. Ты не можешь дать слово, если не свободен. Не можешь позволить себе и себя любить, не имеешь права. Начинать ничего не можешь. Если ты хочешь, действительно хочешь и собираешься что-то с ней начать – бери ответственность за нее, этот нежный цветок в твоей власти, можно и растоптать ненароком. Потому что, видите ли, тебе так хочется…