Правильно, пусть эта милая и добрая молча наблюдает, без возможности прямо сказать. Здесь уж кто какую тактику выбрал…

Оставила в покое руку Громова, но он вот не отпустил, чем возмутил меня. Поэтому я незамедлительно наступила ему на ногу, чтобы он понял быстрее. И пока до него медленно доходило, я коварно улыбнулась Ольге в белом платьице в горошек.

Замечу, что такой холод в здании, а она вечно в белых платьях или сарафанах. Вроде как ангел во плоти.

Ага, как же. Если только с рогами и копытами.

– Я в своей комнате, если ты не в курсе. А ты чего здесь забыла? – спросила у нее, хищно прищурившись.

– Ну как же? Я пришла тебя поддержать.

Мое лицо наглядно продемонстрировало, что я думаю по этому поводу. Она со своей помощью и поддержкой пусть шагает куда шла. Сердобольная наша.

– А я не нуждаюсь в этом… – чудесно порадовала ее.

– Ну как же? Твоя Лидия… – понимающе защебетала она, действуя своим соловьиным голосом мне на нервы. Распелась здесь как оперная дива.

– Дверь там, – вновь перебила ее. В любом случае не хотела слышать ее наигранные слова поддержки.

Взглянув с обидой на меня, Оля покорно кивнула, заглушая истинные эмоции, и, опустив голову, продолжила:

– Прости, я не знала, что ты так остро реагируешь. Просто я посчитала…

– Мне по барабану, что ты там считаешь. Дверь за твоей спиной, – грубо выдала, не собираясь дальше слушать фальшь.

Ольга замолчала, а потом бросила задумчивый взгляд на меня, затем на Андрея, чего-то ожидая, но, не дождавшись, вышла, оставив дверь приоткрытой.

Еще и криворукая…

– Руки самостоятельно уберешь или мне твоего дядю пригласить? Пусть видит, как его племянник пристает к несовершеннолетним воспитанницам детского дома! – громко выдала, рассчитывая на мгновенную реакцию парня.

Громов не разочаровал. Он моментально убрал руки и отошел.

– Нравится быть грубой? Или у тебя такая защитная реакция? – спросил Андрей, сложив руки на груди.

– Грубая? – уточнила у него, начиная закипать. И ведь только он мог ТАК вывести меня. – А ты как хотел?! Из-за того, что ты трешься рядом, у меня проблемы, а теперь так вообще посыплются снегом.

– Это с какой стати? – нагло уточнил он.

– Это с той, что твои воздыхательницы гадят не по-девчачьи.

– Ты много о себе думаешь.

– Я не думаю, а вижу и знаю, когда меня подставляют. Так уж будь добр, держись от меня подальше. И своим красавицам сообщи об этом, чтобы успокоились.

– Да кто поверит… – грубо начал Громов, на мгновение делая паузу, рассматривая меня с головы до ног, как опасного микроба, – что ты мне интересна?

Стало неприятно, но не настолько, чтобы обсуждать дальше. Он мне тоже не нравится! Павлин!

– Вот и позаботься, чтобы не поверили, – показала рукой на выход и чудесно добавила: – Дверь там.

– Я хотел помочь… – грубо рявкнул Громов и размашистыми шагами направился к выходу, с грохотом закрывая за собой дверь. Хорошо, что не вырвал с петель.

Плюхнулась на кровать и уставилась в одну точку.

И ведь я права, как бы грубо не объяснила. То, что Громов нес меня на руках до общаги это половина беды, а то, что мы стояли в комнате в весьма странной позе – уже беда. И нас застукала та, которая настраивает всех против меня.

Видимо, Ворониной нравится Громов, вот она подставляет меня по полной программе. Только зачем?

Я ему как кость в горле. Нет надобности.

Но она считает основной целью именно меня, так как других не трогает.

А теперь поводов столько, что будет травить с удвоенной силой.

Конечно, это бесполезно, но все же неприятно. Придется ждать год, когда они все дружно попрощаются с детским домом, а я с ними. Но этот год будет жарким.