– Хей, ты как? – позвала шепотом Йенни, дотронулась заботливо до его плеча.

Аксель повернул лицо в ее сторону, и она увидела его невыносимо печальные глаза.

– Прости меня. Я хотел, чтобы ты развеялась, отдохнула. Мне жаль, что ты видела… это.

Он снова отвернулся, и на острых скулах выступили желваки.

– Я же не идиотка, чтобы думать о том, хорошо ли я повеселилась, когда в соседней палате дорогого тебе человека вытаскивают с того света, – возмутилась Йенни.

– Это все… и моя вина тоже, – сказал он спустя некоторое время. – Я должен был присматривать за ней. Я должен был заметить, что творится неладное. Я ведь знаю ее лучше всех…

– Ты прикалываешься? Ты не можешь себя в этом винить! – воскликнула Йенни, разведя руки в стороны. – Ты такой же подросток, как и все мы. Ты нам не нянька, ты не должен ни за кем присматривать или брать ответственность за чужие ошибки! Ты не можешь винить себя. – Она сделала паузу, а затем тонким бессильным шепотом повторила: – Не можешь…

Недолго думая, Йенни опустилась на колени перед Акселем, чтобы видеть его лицо. Преодолев старую привычку, она взглянула в виноватые, омраченные печалью глаза.

– Аксель, – прошептала Йенни, с кроткой нежностью притронувшись ладонью к его щеке. Он едва заметно вздрогнул. – Ты сделал все, что от тебя зависело в этой ситуации. C Роми все будет в порядке. Не стоит так терзать себя, хорошо? Она обязательно выкарабкается. Вот увидишь.

Аксель устало смежил веки, накрыл ладонь Йенни своей, крепче прижимая ее к лицу. Прикосновение этих холодных рук дарило ему больше тепла и заботы, чем тысячи объятий и поцелуев с другими людьми.

Йенни не смела шевелиться. Она лишь смотрела, как трепещут длинные черные ресницы Акселя, наблюдала, как едва заметная складка прорисовывается на лбу, как приоткрываются потрескавшиеся губы. И сердце ее в те моменты отчаянно рвалось из груди.

– Можно мне тебя обнять? – спросил Аксель нерешительно. Его пальцы робко скользили по внутренней стороне запястья Йенни.

Йенни кивнула, и тогда Аксель поднял ее с пола, чтобы потом крепко прижать к себе. Он уткнулся носом ей в шею, зажмурился, жадно вдыхая пленяющую смесь из согревающего парфюма и яблочного запаха волос.

Йенни прикоснулась губами к плечу Акселя, вперила взгляд в стеклянные двери за его спиной. Кожа ее покрылась рябью крохотных мурашек, и в горле встал ком. Йенни чувствовала, как близки они были с Акселем в ту минуту, как нужны друг другу. Она буквально видела прочные мареновые нити, протянувшиеся между ними.

Йенни прикрыла глаза, думая о том, что никогда больше не желает выпускать Акселя из кольца своих рук, – эти объятия, усталые и отчаянные, создавали иллюзию того, что она еще могла его от чего-то защитить, спрятать от очередного удара судьбы.

* * *

Спустя два часа врачи сообщили, что состояние Роми стабилизировалось и ее жизни ничего не угрожает. Только теперь Йенни с Акселем заметили, в каком напряжении сидели все это время – за несколько часов ожидания Аксель раз десять выходил на улицу, успев выкурить половину пачки сигарет.

В начале шестого Йенни устроила голову у него на плече и прикрыла глаза, проваливаясь в беспокойную дрему. Каждые пятнадцать минут она просыпалась от холода и тревоги.

– Ты вся дрожишь, – прошептал Аксель, когда подруга в очередной раз распахнула глаза, сонно озираясь по сторонам.

Йенни потянулась, рассеянно кивнув. Аксель снял свою куртку и накинул ее на плечи Йенни.

– Спасибо. А ты сам не замерзнешь?

Йенни укуталась в черную кожанку Акселя и снова прилегла на его плечо.

– Все в порядке. Не переживай.

– Аксель, – просипела Йенни. – Когда врачи снимали с Роми куртку, я заметила, что у нее левое запястье покрыто шрамами от ожогов… сигаретных. Ты знаешь что-нибудь об этом? Может быть, это как-то связано с тем, что произошло?