В отличие от остальных учителей, Густав не только не терпел наплевательского отношения к своему предмету, но и воспринимал отсутствие у учеников интереса к истории едва ли не как личное оскорбление.

Йенни шумно упала на стул и вздохнула то ли от облегчения, то ли от жгучего стыда. Но испорченное настроение преподавателя волновало ее в последнюю очередь. Сейчас Йенни было совестно за то, что Акселю из-за нее влетело. Она виновато смотрела однокласснику в спину несколько минут, но он так и не обернулся к ней.

Поэтому, как только преподаватель объявил о конце урока, Йенни первым делом подошла к Акселю, который молча укладывал учебные принадлежности в рюкзак.

– Спасибо за то, что выручил, – переминаясь с ноги на ногу, произнесла она достаточно громко, чтобы Аксель услышал ее. Щеки Йенни пылали ярким январским заревом. – И прости за то, что тебя ругали из-за меня. Мне реально стыдно за это.

Аксель оторвался от своего занятия и перевел невозмутимый взгляд зелено-голубых глаз на Йенни.

– Ничего страшного. Забей, – ответил он, пожимая плечами.

Несмотря на довольно дружественные взаимоотношения, Аксель и Йенни все еще испытывали некоторую скованность при случайных встречах и разговорах. Они по-прежнему ничего практически друг о друге не знали – все равно что незнакомцы. Но Аксель умел скрывать легкую растерянность при виде Йенни и всегда вел себя естественно и раскрепощенно. Йенни же с трудом удавалось даже такое малозначительное притворство.

– Мне ужасно неудобно. И я понятия не имею, как себя в таких случаях вести. Обычно это я помогаю. По крайней мере, стараюсь.

– Помогаешь и при этом не палишься, – заметил Аксель. – Не то что я.

– Эх, годы практики, годы практики, – назидательно проговорила Йенни. Лицо ее снова осветила застенчивая улыбка. – Но все равно спасибо.

– Да ладно тебе. Я был в долгу за то, что ты спасла мне жизнь на прошлой неделе. Нет, серьезно, я бы никогда не понял, в чем смысл этой идиотской новеллы. И уж тем более не написал бы сочинение. Фактически, мы, конечно, написали его вместе… Еще и в половине двенадцатого ночи.

– Ой, забей, – сказала Йенни, склонив голову набок. – Я всегда рада помочь. Тем более идиотские новеллы, дебильные рассказы, странные стихи – это все по моей части.

– Знаешь, Йенни, ты забавная, – неожиданно заявил Аксель и по-доброму усмехнулся, закидывая рюкзак на спину.

В ответ на эту реплику Йенни округлила глаза, вскинула удивленно брови.

– Я? Что ж, тараканы в моей голове польщены. – Она сделала книксен, утрируя движения для пущей выразительности, и захихикала, хватаясь за подол воображаемого платья.

Аксель не мог сохранить серьезное выражение лица, видя, как забавно Йенни изображает поклон с приседанием. На долю мгновения стена неловкости и смущения, существовавшая между ними, растаяла, точно сахарная пудра на кончиках пальцев.

– Ой, тебе, наверное, пора идти, – спохватилась Йенни. Она улыбнулась и кивнула в сторону приоткрытой двери, откуда торчала макушка Оскара.

Аксель как будто бы слегка разочарованно посмотрел на друга, а затем повернулся к Йенни.

– Ладно, пока. Точнее, до завтра, – проговорил он быстрее, чем ему хотелось.

– Ага. Пока.

Йенни поджала губы и помахала однокласснику на прощанье. Аксель улыбнулся и, не произнеся больше ни слова, торопливо вышел в холл, где толпилось несколько десятков гимназистов.

Йенни небрежно смахнула свои вещи с парты в рюкзак цвета хаки и поплелась к двери. В коридоре ее уже ждал Луи.

Луи стоял, оперевшись спиной о белоснежную стену, и качал головой в такт музыке, игравшей в левом наушнике. Он был высоким и худощавым, по-мальчишески угловатым и неловким. Лицо его имело привлекательные, но нетипичные для шведов черты, которые он унаследовал от отца-француза. На персиковой коже, точно россыпь звезд, темнели крохотные родинки. Глаза Луи напоминали два крупных голубых агата – полупрозрачные, блестящие. Его медового цвета локоны всегда были зачесаны назад, но челка упрямо выбивалась из прически, сколько бы Луи ни пытался ее уложить.