– «Улей», я «Пчела». Вижу семь Ю-88, и шесть Ме-109. Атакую!

Словно выполняя короткую команду «Фас!», краснозвездная машина бросилась в стаю летящих крестов. Небо расцветилось трассами очередей. Не обращая внимания на «мессеры» прикрытия Борис ринулся к «юнкерсам». Подвернувшийся «мессер» «ястребок» распорол очередью и тот, напоследок, перечеркнув голубое небо жирной черной полосой, устремился в свое последнее пике. Но и «кресты» не дремали. Откуда-то справа-сверху хлестнул раскаленный свинец. По голове словно ударили палкой. Горячая липкая кровь залила правую половину лица.

Всевышний, создавая человека, крепко, надежно сколотил свое творение. Мозг мгновенно «отрубил» все нервные окончания, давая человеку несколько секунд форы перед болевым шоком.

Хрясь – отлетел фонарь кабины, еще движение и отстегнуты ремни… На большее сил не хватило. Ни подняться с сидения, ни перевалиться через борт, ни свалиться в спасительные шесть километров высоты. Языки пламени, щедро подпитываемые из бензобака, сжирали хрупкое тельце «ястребка».

Уже теряя контроль над телом, мозг уловил привычный силуэт – Ю-88, основной самолет Люфтваффе, две тонны бомб. И отдал, казалось, последнюю в своей жизни команду. Слабеющие руки довернули штурвал самолета на таран.

– Пробита голова. Вытекают мозги. Иду на таран, – услышала Земля.

Шестьсот километров в час «своих» и четыреста «чужих» в сумме гарантированно выписывали билет в то небо, откуда не возвращаются…

Но у Всевышнего своя математика. Сила инерции и сила взрыва выбросили потерявшего сознание летчика из огненного клубка двух самолетов.

Сколько нужно времени, чтобы падать с шести километров? Около тридцати пяти секунд. Еще с десяток секунд щедрой рукой отсыплет сопротивление воздуха. Итого сорок пять секунд. Сорок пять секунд жизни. На сороковой секунде советский летчик пришел в себя. На предпоследней секунде прозвучал хлопок раскрывшегося парашюта.

Новгородская область – это леса с проплешинами полянок. Но Всевышний окунул нашего героя в болото. В чавкающую, вонючую трясину… мягкую трясину… на временно оккупированной территории, выражаясь языком Совинформбюро.

Восемьдесят процентов чуда уже было сотворено. Оставалось чуть-чуть.

В качестве «чуть-чуть» Господь избрал жителей небольшой деревушки, видевших падающие самолеты и на мгновение расцветший в небе парашют. Они вытянули, находящегося в беспамятстве летчика, и в копне сена, под носом у немцев переправили к партизанам…

– Дальше уже было сравнительно просто, – Северский взглянул на взволнованного Борриса. – Самолет с Большой Земли, десять месяцев тыловых госпиталей, выздоровление и война до самой победы. Тот Борис сбил еще несколько самолетов. Получил звания Героя. Вырастил двух сыновей.

– Он же потерял глаз. По-моему в двадцатом веке еще не умели имплантировать новые глаза.

– Не умели, – легко согласился Северский. – Ему вставили просто стеклянный имитатор.

– Но…

– Из госпиталя он был выписан с резолюцией: «Годен без ограничений».

– Невероятно!

– Следует добавить, что этот таран был четвертым на его счету. Столько таранов больше никто не совершал. Это абсолютный рекорд. Кстати, то, что твоему тезке не удалось выпрыгнуть из горящего самолета в том полете тоже можно считать везением, – и, отвечая на недоуменно-вопросительный взгляд своего молодого собеседника, полковник пояснил, – спускающихся на парашютах летчиков, летчики другой стороны просто расстреливали в воздухе… Такая была жестокая эпоха, – через паузу добавил он, словно оправдывая далеких предков. Еще вопросы будут?

– А когда это произошло?