Во время обучения в Оксфорде Моррис собирался подготовиться к принятию сана – он хотел стать монахом, видя в монашестве идеальную модель существования. Монастырь же представлялся ему воплощением идеи духовного братства (brotherhood), привлекавшей его с детства. Заметим, что прерафаэлиты, к которым примкнул Моррис спустя некоторое время, также называли свое содружество «братством» (Pre-Raphaelite Brotherhood).

Прерафаэлиты привлекли Морриса тем, что возрождали средневековые формы английского народного искусства – в противовес буржуазному, как они считали, искусству викторианской эпохи. Моррису импонировала та дерзость, с какой молодые художники ломали существующие каноны и эстетические нормы, о чем он в 1891 г. вспоминал: «…эта группа никому не известных до той поры молодых людей предприняла поистине дерзкую попытку пробиться вперед и буквально вынудила публику признать себя; они подняли настоящий бунт против академического искусства, из лона которого рождались все художественные школы тогдашней Европы… Мы должны рассматривать бунт прерафаэлитов как часть общего протеста против академизма в литературе и искусстве»[54].

В Оксфорде Моррис отличался от многих соучеников. Это был, по свидетельствам современников, «крепко сбитый широкогрудый человек, выделявшийся среди толпы скучающих, апатичных студентов… как военный вождь зулусского племени при полном параде, явившийся на званый прием у викария в саду. Студенты были заворожены этим валлийским дикарем, который подавлял собеседников грохочущим голосом и неистовой жестикуляцией»[55].

Конец ознакомительного фрагмента.