Требую. Дожимаю. Не могу остановиться.

Только Маруся Титова отнюдь не гибкая глина. При давлении плавно не гнется. При меньшем натиске взбрыкнуть способна. А тут… Подбирая дрожащую челюсть, сердито сжимает губы. Какое-то время еще смотрит в глаза. Ничего хорошего не выдает, конечно. Огнем лижет.

– Разблокируй, пожалуйста, двери, – крайне спокойно выдыхает мне в лицо.

Осознаю, что перегнул, но хрен пойду на попятную. Если сейчас не поломаю, дальше хуже будет. Я себя знаю. Лучше на старте, малой кровью обойдемся.

Сам себя убеждаю и в какой-то мере успокаиваюсь. Не желая дойти до маниакального решения удерживать ее силой, спешно щелкаю замками. Перевожу дыхание и медленно выбираюсь из машины следом за выскочившей, как подпаленной, святошей. Она яростно вышаркивает в сторону калитки, а я стою и прицельно торможу восставшие внутри меня инстинкты.

Пусть идет… Вернется ведь…

Подумает и вернется... Никуда не денется…

А если… Да ну на хрен!

Вижу ведь, как отзывается. Моя она. Моя. И будет еще плотнее.

Успешно завершаю внутренние штурмовые работы, как вдруг Машка у самой калитки резко оборачивается. Смотрит так… Обжигает распахнутую душу какой-то жгучей кислотой.

Сердце, пропуская удары, замирает в горбатой надежде на положительный ответ.

– Поцелуешь меня? На прощание… – просит она вместо этого.

– Я тебе сейчас такое прощание устрою, на всю жизнь, твою мать, запомнишь.