Уверенно засовываю телефон в сумочку и собираюсь незаметно улизнуть, как вдруг в толпе начинается бурное оживление. 

- Смотри-смотри, вон он! – подпрыгивая на месте визжит Ирэн, и пельменный цех устремляет свои восторженные взгляды на сцену.

Собираюсь было обернуться и посмотреть, ради кого троица надела всё лучшее сразу, как вдруг взгляд цепляется к выведенной на плазме электронной афише: "Курт Рейнхард: я буду любить тебя по-немецки" - и снимок улыбающегося Ганса с электро-гитарой наперевес. 

14. Часть 14

Это что, шутка такая? 

- О, Боже, ты только посмотри на него, Софи! Я его хочу! – причитает третья безымянная подружка, и я ошарашенно поворачиваюсь к сцене. 

Поставив на середину высокий стул, Ганс, собственной персоной, словно Коллос Родосский раскланивается перед растаявшими фанатками и приземляет пятую точку на табурет. Уверенно кладёт гитару ребром на колено и, подмигнув кому-то из толпы (бабник!), кивком головы даёт знак начинать. 

Барабанные палочки отстукивают ритм, звенят тарелки и раздаются первые звуки на удивление приятной мелодии. А после агонии «Бледных поганок» эта музыка и вовсе словно услада для ушей.

Томно прикрыв глаза (позёр!), Курт бархатным баритоном затягивает первые строчки, и до меня только тогда доходит, что это за песня – "Californication" Ред Хот Чили Пепперс. Позор на мои намечающиеся седины! Не узнать музыкальную любовь юности, это словно забыть имя своего первого. 

Благоухающая на все лады толпа фальшиво подпевает знакомые строки, покачиваясь в едином порыве экстаза, одна я стою словно соляной столб и, прижав к груди сумочку, смотрю открыв рот на развернувшееся перед глазами представление. 

Ганс, он же Курт, он же лже-Олег – поёт? Серьёзно? И поёт, хочу сказать, очень проникновенно. На чистом английском! И куда только акцент подевался. 

- Какой же он крутой, правда? – толкает меня в бок белокурая соседка, перетаптываясь на двенадцатисантиметровых шпильках. – Я только ради него сюда из Бирюлёво притащилась. 

- Да, он… неплох, - мямлю в ответ, возвращая взгляд воскресшему Элвису на сцене. 

- Неплох? Ты в своём уме?! Да он ходячий секс, только посмотри на его руки, - возмущённо парирует блонди, словно то, что я не пищу от восторга при виде Рейнхарда, является для неё личным оскорблением. – Огонь мужик, у меня все подруги от его треков тащатся. А что уж говорить о заднице… - вздыхает, поджав губы. – Жаль, что он занят. 

- Занят? - даже глаза от сцены отвожу.

- Ну да. У такого красавчика не может не быть подружки, это же логично, - со знанием дела констатирует соседка, и визгливо подхватывает строку в унисон с Куртом.

Ну всё ясно, теперь его поведение самоуверенного альфы обретает почву – он просто знает, насколько неотразим, все эти глупые софи и ирэны вселили в него полную уверенность в своей эфемерной крутости.

Ну это, знаете, как ещё посмотреть. Да, он бесспорно хорош собой и поёт до отвращения отлично, но это не значит, что все поголовно должны укладываться штабелями и рвать на груди рубашки, чтобы мистер Нарцисс оставил на ней свои закорючки. 

Нет, нет, и ещё раз нет! Я - не такая! У меня со школьной скамьи аллергия на подобных типов, считающих себя неоспоримым идеалом и влажной фантазией всех, кто носит юбку. 

Усилием железной воли отрываю взгляд от Курта и резко разворачиваюсь, намереваясь покинуть клуб до того, как сама того не заметив примкну к изрыгающему восторг стаду.

- Эй, ты куда это? – цепляется за мою руку назойливая соседка. – Может, пропустим после выступления по стаканчику? Курт обычно задерживается после концерта, сидит вон там, - тычет пальцем на заполненный балкон и подмигивает, - и почти всегда один. Пьёт какую-нибудь муть типа тёмного пива или хереса.