. Бог дал нам возможность свободного выбора, чтобы мы сами искали, что для нас является благом. Когда человек сам догадывается и что-то обнаруживает – это помогает ему побороть свою гордыню и следовать своей находке. Также без свободы невозможна и любовь. Но если мы не сможем определить, несовместимы ли конкретные действия и отношения с нашим подлинным благом, благочестивая любовь к себе невозможна. Более того, под угрозой находится и любовь к Богу и ближнему.

Поэтому любовь к себе влечёт за собой подвиг постоянного распознавания, что для меня является благом. Рост в любви позволяет нам ясно созерцать духовные истины и "знать, как нас знают"31. Это также объясняет пользу церковных канонов, правил, благочестивых традиций. Ведь когда человек пытается только сделать первые шаги по духовному пути, ему ещё во многом нужно разобраться. Для этого и существуют духовные законы и предписания. Исполняя их, мало по малу христианин возвышается над законами и дорастает до свободы во Христе. Об этом более подробно скажем в главе "Закон моей свободы".

Понимание того, что мы созданы, чтобы любить Бога, предполагает, что влечение любить себя берет своё начало и исходит от Бога. А это, в свою очередь, открывает кое-что о Боге: Бог, для которого мы были созданы, ожидает нашей любви, чтобы умножить её Своей взаимностью.

Любовь к Богу – это норма любви к себе. Истинная любовь к себе и любовь к ближнему возможны только в той мере, в какой мы любим Бога превыше всего. Человек любит себя, когда любит Бога. Знаменитый богослов и философ Фома Аквинский утверждал, что человек любит Бога, как принцип добра и любит себя, как соучастника этого добра32.

Благочестивая любовь к себе может выражаться и в парадоксальном самоотречении. На первый взгляд – это может показаться противоречием. Но если мы вникнем в суть самопожертвования, то увидим в нём тот же самый путь приобретения наивысшего блага для себя. Жертвуя собой, мы приобретаем себя. В любви, в служении ближнему я нахожу ответ на самый сложный вопрос: "кто я?". Христианин познаёт себя, не сравнивая себя с другими, но созерцая себя в отношении со своим ближним. Именно в таком самопожертвовании мы и находим подлинного себя и то, насколько мы любим себя по-настоящему. Однако, это не может служить поводом для того, чтобы другие христиане могли требовать жертвенного служения к себе. Единство любви к Богу и ближнему соблазняет некоторых манипуляторов отождествлять подчинение Богу и подчинение ближнему33. Но мы должны понимать, что только в свободе возможно любить. И благочестивая любовь к себе противоположна самоуничтожению и деградации творческой свободы.

Древние монашеские практики послушания не отрицали свободу выбора. Христианин добровольно подвергал себя послушанию, чтобы воспитать свою свободу в познании блага. Ограничения, которые в таком подвиге человек решался возложить на себя в первую очередь, препятствовали причинению себе вреда. Через любовь и доверие к своему духовному наставнику такой христианин познавал себя и быстро достигал духовного совершенства.

Такие высокодуховные монашеские практики, по свидетельству отцов Церкви, давно прекратились. Сегодня беспрекословное послушание духовнику, если его где-то и пытаются изображать, чаще напоминает нежелание до конца познать себя и взять ответственность за свою жизнь. Но если христианин хочет возрастать духовно, то ему необходимо учиться благочестиво любить себя. А для этого придётся привыкать всё чаще совершать сложный выбор, когда законно можно преследовать свои интересы, а когда должно проявлять самоотречение.