Во временах года тоже были несильные различия. Десять месяцев года делились на четыре сезона. На зиму — химс, лето — эста, которые занимали по три месяца, весну — вер, осень — отум, длившиеся по два месяца в году.

Впервые за все время пребывания в этом мире Любава встретилась с местным жителем. К ней с утра пораньше пришел сельский мужичок в льняной рубашке и в таких же штанах. На ногах были низкие кожаные сапоги.

«Как только ноги не запарились?» — подумала Любава.

— Здравствуй, красавица! — улыбнулся мужичок, показывая щербатые зубы. — Помощь твоя требуется.

Он размотал окровавленную тряпку на руке. На ладони от мизинца до запястья шел глубокий разрез, из которого до сих пор сочилась кровь.

— Это как же ты так умудрился? — удивилась Любава, готовя горячую воду и мази.

— У внучка магия воздуха открылась, все что ни попадя поднимает и бросает, играется так. Еле успел перехватить тесак, летящий в меня, вот и поранил руку, — ответил, он морща нос.

Любава промыла рану кипяченной водой, затем обильно смазала его специальной заживляющей мазью.

— А заблокировать магию можно? А то, не дай богиня, и сам так может пораниться.

— Можно-то, конечно, можно. В городе так и делают. Для такого браслета деньги нужны, а у нас каждая монетка на счету.

— Тогда только следить за мальцом, больше выхода нет. Вот тебе мазь. Мажешь два раза в день: утром и вечером. Прежде чем мазать, обязательно рану промой кипяченной водой.

Мужичок поставил небольшую корзинку с продуктами и, поблагодарив, удалился. Так и пошел народ к новой травнице. Слух о ней прошёл, что лечит хорошо, вот с других деревень и повадились к ней ходить, каждый со своими болячками. Через месяц она уже знала всех в округе: кого как зовут, какие болячки беспокоят, даже какой мужик к какой бабе по ночам бегает.

Спозаранок она вставала и уходила собирать травы. Как-то сидела на полянке в лесу Любава и перебирала только что сорванные растения. Тут к ней старичок подсаживается. Сам небольшого росточка, борода до пояса, волосы светлые с зеленоватым оттенком, а глаза горели как два изумруда. И одет как-то странно: в вышиванке, на ногах были сапожки красные, а на голове — шляпа соломенная.

— Травку собираешь? — спросил он.

— Собираю, дедуля. Скоро холода начнутся, надо успеть собрать, а то людей лечить будет нечем. А ты сам с какой деревни? Вроде я никогда тебя не видела, — удивилась травница, не прекращая свою работу. — Неужто не здешний?

— Здешний я, самый что ни есть настоящий здешний, — усмехнулся старичок. — Леший я — хозяин леса. Каждый зверь, каждая былинка, каждый паучок подчиняются мне.

Леший приподнял голову и свысока посмотрел на травницу.

— Не таким, ой не таким я тебя представляла, дедуля. Ты лучше присядь, в ногах правды нет, — проговорила Любава. — А я тебе гостинца дам.

Она еще в детстве, слушая сказки бабушки, знала, как раздобрить лешего, и всегда с собой носила угощение. Гляди как понадобилось! Услышав про гостинец, леший тут же позабыл о своем самодовольстве.

— А что за гостинец? — поинтересовался он, нетерпеливо потирая руки.

Любава вынула из котомки кусок большого пирога, завернутый в белоснежное полотенце, и протянула лешему.

— Ешь на здоровье!

Дедуля схватил кусок пирога, поблагодарил и откусил его, довольно жмурясь от удовольствия и аппетитно причмокивая губами. Любава улыбнулась краешком рта и опустила голову, чтобы не смущать хозяина леса. Наевшись досыта, он еще раз поблагодарил травницу и, пообещав ей помогать при сборе трав, ушел по своим хозяйственным делам.

Доделав свою работу, Любава вышла на край леса, чтобы пересечь поле и скорее добраться до дома. Солнце уже начинало припекать. До избушки оставалось метров пятьдесят, когда перед ней возникла девочка лет двенадцати с ярко-рыжими волосами и зелеными глазами. Она стояла на лужайке в льняном белом сарафане, расшитом узорами. На голове был венок из ромашек, переплетенных с колосьями пшеницы. Девочка хмуро смотрела на Любаву, скрестив перед собой руки.