Полное подтверждение закона компенсаторности – две мои экспедиции на Таймыр. И я очень рад обеим. Единственное, о чем я жалею, что сначала плыл на корабле, а потом на лодке. Ведь тяжелый труд, лишения и страдания должны предшествовать награде, а не наоборот.
«Академик» лег в дрейф в проливе Вилькицкого. Был день высадки на берег. Пришлось подняться пораньше, принять душ (рассчитанные на двоих каюты были небольшие, но в каждой было это чрезвычайно полезное устройство), пройтись по мокрой от тумана палубе и, ежась от холодного ветра, устремиться к трюму. Моим напарником в этой комплексной биологической российско-шведской экспедиции по Северному Морскому пути был долговязый, худой и вечно голодный студент одного из биологического вузов, однако, уже зарекомендовавший себя как хороший специалист-орнитолог.
Мы с ним прошли мимо спасательных шлюпок, плотов, катеров и даже небольшой баржи, стоящих на разных палубах, между двух огромных, в два человеческих роста, намертво прихваченных к стальной станине, покрытых темным антикоррозионным слоем огромных, запасных винтов «Академика», стоящих рядом друг с другом. как авангардистский памятник верным супругам, мимо наваленных кучей оленьих рогов, на каждом из которых, впрочем, была привязана аккуратная бирочка с именем их шведского владельца (россияне этот хлам не собирали), мимо небольшого сада, разбитого в пластмассовых ведерочках ботаниками, натаскавшими образцы наиболее интересных растений тундры и наконец добрались до двери, ведущей в трюм, в котором располагался склад экспедиции.
Там уже было несколько человек и, конечно же, завхоз Юха (он был финн, но нетипичный – низкорослый, лысоватый, носящий бериевские очки). Юха выдавал каждому огромный, прямо-таки новогодний полиэтиленовый пакет, в котором был сухой паек на сутки – срок высадки. В пакете было несколько неярких упаковок быстро варящихся супов и огромный белый тюбик безо всякой надписи и обычной рекламной раскраски (и супы, и тюбики были из НЗ Шведской армии и поэтому не нуждались в рекламе). В «подарочном наборе» также были какие-то вафли, сухое печенье, чай, кофе, леденцы, шоколадные батончики с орехами. В этот день экспедиционное начальство расщедрилось и выдавало на выбор литровый пакет какао с молоком (на мой взгляд, чересчур сладкое, но я взял одну пачку) или же пакет ананасового сока. Ее взял студент. Когда же Юха отвлекся (некий российский участник международной экспедиции вместо одного рулона туалетной бумаги взял сразу целую дюжину, чем и вызвал громкое недовольство завхоза) я сумел незаметно стащить еще один пакет ананасового сока – сверх нормы. Мы со студентом еще побродили по складу – покопались в лотках, где были выставлены для всеобщего разбора печеночный паштет, различные концентраты шведских армейских супов (студент набрал грибных) и апельсиновое повидло в белых тюбиках (я взял три), прихватили еще каких-то совершенно ненужных, но зато бесплатных вещей и, тяжело груженые, покинули гостеприимный склад.
Нашу группу забрасывали самой последней, и у нас со студентом была масса времени.
Сначала мы поспешили в кают-компанию – туда, где нас кормили. У столов с закусками была суета. Я вспомнил, как в первый день пребывания на корабле мы по неопытности пропустили ананасы (они были лимитированы, то есть, конечно, не лимитированы, а рассчитаны на каждого человека, но российская часть экспедиции тащила всё в несметных количествах, и нам со студентом досталось по жалкому ломтику), и ринулся к дальнему столу, минуя огромные стеклянные миски, в которых лежали селедка (каждый день восемь-десять сортов), маринованные мидии и прочая морская дребедень, на которую мы кидались только в первые дни экспедиции. На дальнем, фруктовом столе желтели порезанные аккуратными дольками дыни – редкие фрукты высоких широт Арктики. Вот тут-то мы со студентом и отыгрались за ананасы.