Он садится на кровати.

– Входите.

Это Джованна.

Она в кружевном капоте, волосы заплетены в косу, совсем девочка – на вид ей не дашь двадцати одного года. Несмотря на внешнюю хрупкость, она сильная женщина, она предана ему душой и телом, она влила в их семью новую, благородную кровь.

Джованна – надежный тыл, правильный выбор, спокойная жизнь, соответствующая статусу Флорио, представителям новой аристократии, опирающейся на капитал, на власть, на социальный престиж.

Она – мать его детей.

Вот о чем нужно думать, упрекает он себя. А не о том, что не можешь иметь. Никогда не смог бы иметь.

– Ты доволен сегодняшним днем? Все прошло хорошо, не так ли? – Джованна стоит посреди комнаты.

Он кивает. Он все еще далеко, в плену воспоминаний, и не может этого скрыть.

Джованна подходит, обхватывает руками его голову.

– Да что с тобой? – В ее голосе недоумение. – Я хотела поговорить о твоей матери. Меня тревожит, что она все меньше ест и ходит с трудом. Это нехорошо. Ты тоже этим обеспокоен?

Иньяцио качает головой, притягивает Джованну к себе, целует ее в лоб. Проявление нежности.

– Так, думал о разном.

– О работе? – настаивает Джованна, отстраняясь, чтобы посмотреть на него.

Иньяцио, как всегда, невозмутим.

– Ну да.

Он не хочет, не может прибавить к этому ничего, его пожирает чувство вины. Эта женщина любит его всем своим существом и отчаянно надеется на взаимность. Но какая-то его часть по-прежнему – и всегда – будет связана с воспоминаниями. Воспоминаниями, проникшими в саму его кровь. Биение каменного сердца эхом отдается рядом с сердцем из плоти.

Он кладет руку ей на грудь, ищет ее губы. Поцелуй теплый, и это тепло согревает его, превращается в желание.

– Джованна… – бормочет он.

Она отвечает ему, обнимает, притягивает к себе.

По телу Иньяцио проходит дрожь.

– Ты думаешь, еще можно? С ребенком…

Она улыбается, снимает с него рубашку.

Они занимаются любовью спешно, жадно припадая друг к другу.

После Иньяцио проваливается в глубокий, без сновидений, сон.

После Джованна грустит о любви. И о том, что ей никогда не догнать Иньяцио в мире его теней.

На праздник Богоявления семья вновь собирается в гостиной виллы в Оливуцце: взрослые поздравляют друг друга, дети радостно кричат, получив подарки. На столе после трапезы остаются цукаты, сухофрукты и немного ликера.

Слишком шумно, думает Иньяцио. Ему нужно поговорить о делах с Франсуа, мужем Джузеппины, а в гостиной это никак невозможно. Он приглашает зятя пройти в кабинет, и когда за ними закрывается дверь, в тишине у обоих вырывается вздох облегчения.

– Эти семейные обеды порой просто невыносимы! – скороговоркой говорит Франсуа, мешая итальянский, французский языки и сицилийский диалект. Он хорош собою, с подкрученными усами и ясными, добрыми глазами. Иньяцио нравится зять, он знает, что Франсуа искренне любит его сестру Джузеппину.

– Ты в курсе, что я приехал в том числе и по делам. Нужно было завезти кое-что в Палермо, в магазин к отцу, а также взыскать долги, которые… Кстати, могу ли я оставить на хранение в вашем банке несколько векселей?

– Безусловно. – Иньяцио наливает ему бокал марсалы, наполняет свой. – Хотел тебя спросить: есть ли новости об аренде складов в Марсельском порту?

Франсуа разводит руками, капля ликера падает ему на палец.

– Я нашел два. Оба подходят, хотя тот, что больше, расположен чуть дальше.

Иньяцио кивает. Иметь склад прямо в порту означает существенно сэкономить время и деньги.

– Как только вернусь в Марсель, передам все указания твоим поверенным. – Франсуа вздыхает. – Я хотел бы уехать как можно скорее, беспокоюсь о