Холодная вода ударила в лицо сильными брызгами. Вода не успела сомкнуться плотным кольцом вокруг коленей, как у меня открылось второе дыхание, ноги понесли меня с такой быстротой, будто воды вовсе не было. Из-под сапог вылетали водоросли, частицы ила, мутные брызги. Вскоре вода достигла живота – лишь в этот момент все движения завязли, скорость упала. Моё преимущество таяло, как масло на раскалённой сковороде. Земля окончательно ушла из-под ног; вплавь дело пошло лучше, но перспектива встречи с преследователями на глубине уверенности совсем не придавала, скорее наоборот. Яростно гребя, я даже вспомнил детство, как с мальчишками на скорость плавали через реку… В этот раз ценой победы была жизнь, а не право называться главным пловцом. Берег с уже милыми голубоватыми берёзами, поросшими мхом, маячил в спасительной близости.
Назад не оглядывался, не слышал и не видел ничего, что происходило сзади, из-за собственного шума, но интуитивно чувствовал – опасность близка. Вот уже так близко, вот же он берег, рукой подать, как вдруг из воды стало подниматься нечто объёмное и гладкое. По показавшимся из воды мутным, но очень тёмным зелёным глазам стало очевидно: за мной гнались малые детки… Настоящее чудовище с уродливой длинной шеей, определенно их родитель, выросло из болотной мути прямо перед самым носом на пути к спасению. Жуткого вида челюсти на приплюснутой голове оскалились и зачавкали. Жабры, присоски, выпученные глаза. Ракоподобная архитварь с высоты в несколько метров, не говоря о самом туловище, скрытом в воде, недвусмысленно, плотоядно смотрела на меня.
Носок сапога упёрся в илистое, мягкое дно. Пара шагов. Прибрежная отмель. Хитиновые клешни, не такие как у мелких сородичей, а огромные, с голову грузовой лошади, пощёлкивают и двигаются в мою сторону. Топором тут не отмашешься, особенно стоя по пояс в воде. Нога согнулась в колене, рука заскользила по правой ноге, погрузилась в сапог, вытащила тяжёлый нож. Мощный мах из-за плеча. Лезвие проходит между почти дотянувшихся до меня клешней, архитварь не успевает моргнуть (если вообще на то способна), а острое жало массивного ножа легко проникает в мутный и вязкий глаз монстра. Клешня сильно и судорожно бьёт по воде, лопнувший глаз фонтанирует слизью во все стороны. А я из последних сил толкаюсь о дно и, проплыв короткий отрезок, который кажется вечностью в миниатюре, оказываюсь на мягкой почве, среди прекрасных голубых берёз.
Самый шустрый из остальных потомков раненного в глаз чудища выскакивает следом за мной, но вместо жилистой плоти в челюсти получает дюжий удар в ещё не сплюснутую макушку обухом топора. Хруст разбитого черепа не останавливает остальных, нападающих следом, но этого и не нужно: махать топором тут -всё равно что колоть годовалых бычков башмачным гвоздём. Всё оставшееся разъярённое семейство в сборе: примерно около дюжины особей, включая самого крупного раненого, бросается следом за мной. Но куда им с такой скоростью, на тонких ракообразных конечностях за напуганным двуногим, бегущим галопом по чаще густого леса?!
Когда я вернулся с выполненным заданием, старик дал мне карту со всеми указателями и метками, как добраться в место, где мы с тобой сейчас находимся, с убедительным напутствием искать Великое Пробуждающее Древо в этих краях. Так я и нашёл тебя, вернее, ты меня.
При всём при том – утро ночи мудренее. На этом и закончим мой рассказ, завтра нас ждут с тобой занятные дела, тихой ночи, Лууч.
– Тихой.
Глава 4
Лууч проснулся не то от крапающего по капюшону раннего дождя, не то от нахлынувшего предчувствия некоторых событий, напрямую связанных со вчерашним днём, обернувшимся теперь ночёвкой на макушке массивного дерева. Возможно, его разбудило яркое сновидение, вернувшее его в далёкое, уже кажущееся не своим детство. Оно напомнило, как он попал в этот мир. Спина и ноги затекли от беспрерывного лежания в толстых, плотно переплетённых ветвях, обросших мхом и вьюнами. До его слуха донеслись шаги, а вернее, шум от передвижения группы людей.