Толи с тоски, толи с досады, они зарычали ещё злее. Хуже, их стало больше. Плотная растительность леса не давала скакуну вырваться вперёд на безопасную дистанцию, потому мне постоянно приходилось, отстреливаться прямо на ходу. Не люблю я этого. Ветки хлещут по телу и лицу, а тут ещё и стрелять, надо успевать, чтобы ни одна тварь не вцепилась Черёмухе, в самые аппетитные части тела. Так и ещё следить надо за Черёмухой, в основном у копытных нет чувства седока, под сук потолще подведут и бывай наездник, так и без головы можно остаться. А сейчас падение, равносильно этому.

Наверно первыми бы в нашем забеге, устали твари. Бегать я заметил, они не очень любили из-за своих коротких задних отростков, в отличие от моей породистой скакуньи. Но случилось безрадостное событие. Мы упёрлись в глубокий овраг и я, едва успел остановить Черёмуху, чтобы она оставила героический настрой его перепрыгнуть, а на деле не долететь половины и упасть. Без меня ещё может быть, но со мной её план был обречён на провал, в прямом смысле. Остановившись и натянув поводья до предела у самого края обрыва, я рванул вдоль него, как только несколько из них приблизились и совершили прыжок. Не достав до нас, они рухнули с обрыва. Это не решало всех проблем, но их определённо становилось меньше.

Впереди, когда мы почти оторвались, нас ожидала ещё одна трудность. Глухой лесоповал, не давал нам времени быстро его обойти, а возвращаться было уже некогда. Черёмуха, чувствуя безысходность вновь задрожала.

– Не боись, – я спешился. – Выбор наш не велик. Примем бой здесь. Главное не давать зайти с тыла. Я встану у обрыва, а ты смотри не убеги, когда они пойдут первой плотной волной. По мере остроты моего меча, я не дам тебя в обиду. Воткнув перед собой в землю, меч и десяток стрел в ряд (больше нет смысла, успеть бы вытащить эти), я стал ждать.

Черёмуха услышала приближение тварей раньше меня и начала фырчать ноздрям и бить копытом в землю. Умная животина, уже не дрожит, готовится к бою. Натянув стрелу, я стал внимательно изучать лес слева от обрыва. Лишь первая листва подёрнулась, я пустил стрелу и сразу же пустил вторую. С двумя стрелами в животе рухнула вперёд первая, самая быстрая тварь и закувыркалась. Тёмная листва обнажила ещё двух. Ещё два коротких, точных выстрела. На этот раз в головы. Чтобы падали сразу, как подсечённые. Далее их выскочило так много, что четыре стрелы я выпустил на одном дыхании, особо не целясь.

Вытянув меч из земли, я вышел вперёд и прокрутив, для короткой разминки пару восьмёрок, встретил первую шелушащуюся, как старое дерево корой, тварь с зубастой широкой мордой. Остриё клинка развалило ей череп идеально ровно. Следующей я срезал половину головы в горизонтальной плоскости, когда ушёл в сторону, чтобы она меня не снесла. Стремительными вращениями с точными, рассекающими, любую плоть и кость, что попадается на пути меча ударами, я вклинивался в прибывающий поток мерзко пахнущих стайных хищников. Рубя головы, хрустящие конечности и иногда телеса, на две части. Изредка подмечая, что Черёмухе досталась незавидная роль, затаптывать в гневе лошадином, подкованными ногами моих недобитков. И если меч, рубил почти без звуков, то в отличие от меня, со стороны Черёмухи, в общем гомоне рычания, скрежета клыков и щёлканья челюстей, стоял беспрерывный хруст, ломаемых костей и черепов.

На удивление мне, вошедшему в раж и в праведном гневе, что теплился во мне до крайности, брань сошла на нет, уже минуте на третьей. Может быстрее. Сейчас уже точно не скажешь. Время-то растянулось. Лишь Черёмуха все давила и давила тела, вминая их в землю, в одном безумном лошадином танце. Я утёр чужую, пахнущую окислившимся железом, тёмно-бурую кровь с лица, поднял одну голову под ногами и всмотрелся.