– Да, сэр. – Девушка подобрала юбку. – Прошу следовать за мной, сэр.
– Прошу прощения за то, что целый вечер докучаю вашему дому своим присутствием.
– Ничего страшного, – заверил его отец. – Мы ведь соседи.
Мистер Форбиден кивнул и, подволакивая левую ногу, направился за горничной.
А я не замедлила последовать за ними.
– Ребекка, куда ты? – воскликнули за моей спиной.
Я понимала, что матушка очень старалась скрыть удивлённую ярость в голосе, но ей это не особо удалось. И меня это не остановило.
– Ужасно болит голова, – как можно убедительнее простонала я. – Простите, мне нужно лечь. Спокойной ночи, матушка, отец, Том…
– Прекрасных снов, Ребекка, – неуверенно ответил мой друг.
Не оборачиваясь, я поднималась по лестнице. Зная, что за моей спиной происходит оживлённое, полное изумления переглядывание моего семейства с пока ещё несостоявшимся женихом.
В конце концов, Чейнзы должны были приехать только завтра. И я имею полное право провести эту ночь свободным человеком. Хотя бы эту последнюю ночь.
Пусть даже на волоске от брака.
Тупик. Откуда, почему, почему сейчас?!
Я долго бежала в ночи, пытаясь скрыться от своего преследователя в зелёном лабиринте, но тщетно. Волк гнался за мной по пятам и сейчас, когда я обернулась, уже ждал.
Он был близко. Слишком близко. До этой ночи я считала выражение «горящие глаза» просто фигурой речи, но его глаза, слишком умные для обычного зверя, горели хищным огнём.
Я пятилась, пока не упёрлась спиной в стену, – и тогда волк, торжествующе оскалившись, кинулся вперёд.
Последним, что я увидела, были сияющие разноцветные глаза…
Я села в кровати, задыхаясь, дрожа от липкого холода, ползущего по спине. Вокруг расстилалась тьма моей комнаты, сквозь открытое окно доносился далёкий волчий вой.
Сон. Это был только сон.
Какое-то время я ещё прислушивалась к звукам ночи. Затем откинулась на подушку, чтобы почти сразу заснуть.
Второе моё пробуждение вышло немногим приятнее первого. Я открыла глаза от дикого вопля, прорезавшего утренний воздух. Вскочив и выглянув в окно, увидела подле крольчатника кричащую Нэнси: девушка явно была на грани обморока.
Я не мешкала, одеваясь и спускаясь вниз, но, когда подошла к крольчатнику, другие домочадцы уже толпились вокруг. Нэнси, должно быть, увели. Я увидела Бланш, обмякшую на руках у отца, бледное лицо Тома и зеленоватое – матери, но слишком поздно услышала предостерегающие крики, чтобы не успеть обратить взор на распахнутую прутчатую дверцу.
Дверцу, за которой…
Зрелище заставило меня отшатнуться, судорожно дыша, чтобы справиться с внезапно подступившей тошнотой.
– О, боги, – невольно вырвалось у меня. – Разодраны в клочья…
– Кто это сделал? – прошептал Том.
Белизна его щёк спорила с молочным цветом моего платья. Неожиданно: никогда раньше не замечала в друге подобной слабости.
– Волк, – мрачно отозвался отец. – Нэнси говорит, она вставала ночью и слышала вой. Где-то рядом.
– Я тоже, – припомнив своё ночное пробуждение, сказала я.
– Бедная Бланш, – всхлипнула матушка, – она так любила играть с пушистиками…
Однако ни слезинки не роняла, когда их отправляли на кухню, подумала я – и, поражённая неожиданной мыслью, вскинула голову.
– Но как волк открыл дверцу крольчатника?..
– Наверное, её забыли запереть, – предположил отец. Оглядев собравшихся, нахмурился. – Мистер Форбиден ещё спит?
– Он ушёл с рассветом, – подал голос Элиот. – Просил передать, что его ноге гораздо лучше, Нэнси ему компрессы какие-то сделала… Благодарил за гостеприимство. Обещал пожаловать на ужин, но не обещал, что сегодня.
Морщинка меж бровей отца разгладилась.