Так что мы пришли к компромиссу – она не беспокоит отца, я лечусь сама. Не знаю, что за зверь такой – моя болезнь, но я собиралась с ней бороться всеми способами.

Голова перестала болеть после холодного компресса. Питье сбило температуру. Бульон с чесноком и перцем взбодрил. И к вечеру я чувствовала себя настолько сносно, что решила прогуляться. У меня появились кое-какие вопросы к хозяину лужайки.

Мы шли к лесу. Я едва переставляла ноги, но с каждым шагом кровь разгонялась, дыхание становилось легче, а голова прояснялась. Позади, не умолкая ни на секунду, ворчала Сунь Лан. Удивительно, как у нее в голове помещалось столько правил: устав для слуг, устав для барышни, устав для ученицы, устав для горожанки. Я запуталась уже на третьем:

– Барышне не стоит выходить из дома в сумерках и посещать лес, даже с надежным сопровождением, – в который раз повторила она, явно надеясь на мое вразумление.

Согласна, сопровождение у меня так себе… Разве что уморить разбойников рассказами о том, как правильно грабить путников. Но мы ж недалеко, да и помнится мне, кроме ведьм и духов в местных лесах никого опасного не водилось.

Спорить, однако, бесполезно. Мир Сунь Лан выстроен на правилах, рангах и распорядке. Главное место в нем занимали предки, родители, государство и… мой отец. И вопиющим оскорблением было бы заявить: «Плевать» на мудрость созданных обществом законов.

По крайней мере после брошенного мною этого самого оскорбления глаза у служанки стали круглыми, по лицу поползли алые пятна, она секунд десять хватала ртом воздух, не найдя что сказать. И вторую часть пути мы проделали в осуждающем меня молчании.

Кажется, меня записали в бунтарки – худшее, что здесь может случиться. В мире, где жизнь расписана по правилам, для бунтарства места нет. И никуда не денешься – местные записывают буквально все. В усадьбе наверняка уже внесли запись о моей награде в школе.

Не сделать мне теперь из служанки союзницы, даже если посыпать голову пеплом, прося прощение.

Урок на будущее. Терпение и еще раз терпение. Открытые эмоции здесь свидетельствуют или о глупости, или о грубости. А я тут со своим брошенным в сердцах: «Плевать».

Вот и знакомая тропинка. Память не подвела.

– Подожди меня здесь. Хочу прогуляться в одиночестве, подумать, – попросила мягко. Сунь Лан засопела, демонстративно отвернулась.

– Пожалуйста, – надавила, не желая приказывать. Мне нельзя делать из нее врага. Хотя… она предаст меня, как только появится шанс.

Тяжелый вздох. Борьба с собой.

– Хорошо, барышня, – сдалась она, – только недолго.

И снова эта противоречивость… Я вроде ее хозяйка, но должна отпрашиваться.

По тропинке я шагала на взводе и нужный мне участок пролетела, злясь на себя – глупую, и на упрямую служанку.

Вернулась, внимательно смотря по сторонам. Ночью все выглядело иначе, но я точно помнила, что путь до выхода из леса занял минут десять.

Остановилась, оглядываясь. Где-то здесь, за густыми зарослями, пряталась волшебная полянка. Прислушалась – и точно вдалеке послышался мелодичный перезвон.

Заявляться в гости без приглашения не хотелось, так что я позвала:

– Птиц!

Гм. Не вежливо как-то.

– Многоуважаемый дух, – поправилась. – Уважаемый. Много. Мне очень надо с вами поговорить. Покажитесь, пожалуйста.

Время утекало. Солнце сильнее клонилось к горизонту, вытягивая сизые тени поперек дорожки. Из-за деревьев выползали темные пятна, обещая скорое наступление сумерек. Птицы и те притихли, укладываясь спать, так что вокруг меня царила тишина, вызывая глухое раздражение. У меня там обиженная пренебрежением к правилам служанка мается. Устанет скоро плохо обо мне думать. А некоторые пернатые, видимо, считают, что можно просто так игнорировать приглашение на разговор.