– Баба Света передала фиалки.

– Саша, – мама поймала руку дочери, которая подкладывала уже третью салфетку рядом с тарелкой отца. – Ты хорошо себя чувствуешь?

– Нормально, мам, – ответила Саша, но тут же ухватилась за удобный предлог, чтобы удалиться в свою комнату: – Просто устала.

Мать укоризненно на неё посмотрела и покачала головой.

– Я тебе давно говорю заканчивать со всей этой беготнёй по чужому зверью.

Саша пожала мамину ладонь, как бы предупреждая, что не нужно сейчас поднимать эту тему, быстро пожелала приятного аппетита и выскользнула из кухни.

Неприятное предчувствие грызло изнутри. Внятного объяснения ему не находилось, но оно тянуло в боку, шумело в голове и давило в груди. Саша прошлась от двери к окну и обратно. Вернулась к подоконнику.

Из окна был виден старый сквер, до которого никак не могли добраться городские власти: буйно разросшиеся деревья, сплошь лиственные, местами уже включившие сентябрьские жёлтые маяки в августовском тёмно-зелёном море густых крон. Под ними проходили уцелевшие остатки некогда ровных асфальтовых дорожек. По их раскрошившимся бокам притулились покосившиеся щербатые скамейки с облупившейся краской. Место детства и свидетельство неумолимого движения времени. Через месяц богатые шевелюры лип и тополей поредеют, и сквозь них будут просвечивать бурые стволы и ветки в холодных оттенках осеннего солнца. К ноябрю они превратятся в лысый обиженный частокол, который незаслуженно забросило лето. Острые пики стыдливо устремятся вверх к сероватому небу, прочь от прелого грязно-чёрного покрывала у корней, и будут мечтать о новой белоснежной перине, в которой смогут с облегчением уснуть до следующей весны.

Саша прижалась лбом к прохладному стеклу. Она должна достучаться до Лёни.

– Если с ним что-то случится, я себе не прощу, – прошептала девушка, помечая мутными следами дыхания гладкую поверхность окна.

«Сюр какой-то, – махнула волосами, собранными в хвост, и распрямилась. – Все эти “хочу вон ту, подайте на золотом блюде” – как из книжных и киношных фантазий. Состоятельные мужчины могут позволить себе любых девушек, готовых быть служанками и леди, стервами и послушными тихонями и исполнять любое желание на заказ. А уж со мной подобная капризная блажь вообще не вяжется. Зачем я кому-то из мира по-настоящему уверенных, самодостаточных и, главное, умных людей?»

Саша открыла форточку. Свежий, напоённый запахом зелени воздух ворвался в комнату, подхватил выбившиеся из хвоста волоски и защекотал шею девушки.

«Хотя, возможно, Лёньку прижал как раз тупой дурачок, зарвавшийся во вседозволенности и жирующий на папкиных деньгах. Ведь тот, кто своей головой живёт, точно не станет опускаться до угроз с целью залезть девушке под юбку», – убеждала Саша сама себя, но мерзкий тошнотворный страх продолжал скручиваться в груди, а внутренний голос противно подзуживал: «И скольких влиятельных мужчин при деньгах ты знаешь, чтобы судить?» – и тут же издевательски отвечал: «Ни одного, то есть ноль и меньше».

«Зачем кому-то головная боль в виде простушки, как я? – искренне удивлялась Саша. – Серьёзный мужчина ведёт серьёзные игры, а не играется в игрушки. Для чего ему? Потешить своё эго? Или либидо? Что-то кому-то доказать или самоутвердиться? Так тогда нужно обратиться к специалисту как минимум»…

Осознав, что спорит сама с собой, Александра поморщилась и с досадой помассировала виски. Запустила ноутбук, служивший ей верой и правдой ещё со школы, и открыла календарь собачьих прививок, который пообещала сделать для одного из клиентов.

Проработав примерно с полчаса, допустив кучу опечаток и перепутав столбцы, Саша резко захлопнула крышку ноутбука. Сосредоточиться не получалось. Она намеренно медленно отодвинулась вместе со стулом от стола, поднялась, выбрала бельё на смену и отправилась в душ. Вода всегда помогала очистить мысли и расслабить мышцы.