Из лимузина вышел высокий стройный блондин в белом приталенном костюме, без крыльев.

У него были длинные прямые волосы и бледное лицо без возраста, а его голубые глаза были полны вселенской любви и сострадания. Он одернул манжеты, взял серебристый кейс и решительно направился к входной двери.

– Ого, политическая элита в лицах… К чему бы это, Файдер?

– Не знаю, но что-то мне подсказывает, что ни к чему хорошему.

Через несколько минут блондин сидел за массивным столом из оникса в кабинете губернатора и сверлил взглядом стоявшую у окна делового вида даму, которая держала руки в карманах брюк и смотрела на ангельское шествие.

Подчиненные называли эту даму всеобъемлющим словом "Мамочка".

– Я вас не понимаю, – сказала она, не оборачиваясь. – К чему эти демонстрации? Плановый визит был всего три месяца назад. Зачем вы опять нас радуете своим обществом?

– Очень жаль, что, погрязши в мирских заботах, вы не слышите глас вопиющих о спасении, – блондин говорил медленно, с заботой в голосе, как если бы уговаривал несговорчивого больного выпить лекарство.

– Это кто же вопиет?

– Народ.

– Какой народ? Что Вы плетете? – она отошла от окна и теперь расхаживала вдоль стола. – За восемнадцать лет ни одной жалобы.

– Жизнь стала совершенно бездуховной…

– Ха! Упрекать Ад в бездуховности, по меньшей мере, странновато.

– Я говорю о людях. Смирение, милосердие, вера, кротость и воздержание превратились в бесполезный придаток, мешающий жить в современном мире. Люди разучились молиться. Человечество теряет веру!

– Если я узнаю, что кто-то из моих подопечных отгоняет людей дубинами от церкви, – приму меры.

Она, наконец, села напротив блондина и тихо сказала:

– Не морочьте мне голову. Вы прекрасно понимаете, что к духовному упадку земных наших братьев мы никакого отношения не имеем.

– Покаяние за содеянное вообще вам не свойственно, – блондин умильно улыбнулся и открыл кейс. – Если Вы не против, я ознакомлю Вас с некоторыми интересными документами.

Он достал толстую папку со штампом «секретно», положил ее перед Мамочкой и сказал уже официально-холодным тоном:

– Нами засвидетельствован ряд нарушений со стороны ваших граждан. И удручает не количество, а серьезность этих нарушений. Есть, например, сведения, что на территории Ада находится человек, перемещенный сюда обманным путем или даже насильно, – блондин сложил руки на столе одну на другую, как школьник, и сочувственно вздохнул. – А это уже нарушение Договора о независимости со всеми вытекающими отсюда последствиями.

– Я уверена, что это частный случай. Все наши исследования и эксперименты совершенно законны. Нам нет необходимости воровать людей, – Мамочка осторожно отодвинула от себя «секретную» папку. – Да и вообще, здесь последний раз наши специалисты работали с живым человеком двадцать три года назад, и, судя по отчетам, ничего революционного эти контакты не породили.

– Я понимаю, что вы не можете предугадать поступки каждого в вашем городе, но это и не требуется. Нарушившие закон будут отвечать. Ваша задача – не выгораживать их. Все факты собраны в этой папке.

– Мне кажется, что вы обходите стороной главную причину вашего визита. Бросьте ваш ангельский этикет и не тяните время.

– Нам кажется сомнительной целесообразность дальнейших исследований человечества.

– А нам так не кажется. Для вас они такой же материал, как и для нас.

Блондин возмущенно засопел:

– Я расцениваю эти слова как оскорбление…

Деловая дама молчала.

Блондин, растерянно глядя на городские огни, подмигивающие за окном, выстукивал пальцами на холодной каменной поверхности стола какой-то мотивчик. Потом он, как бы очнувшись, заговорил: