Калиль в сердцах пнул пустой винный кувшин. Тот завертелся на каменном полу и чудом не разбился, столкнувшись со стволом миниатюрного деревца с аккуратной кроной.

– С таким же успехом я могу ходить по лесу в предутренних сумерках, не боясь наступить на ядовитую ящерицу, и говорить, что меня, целителя, хранит бог Эрфиан! Ты выпил слишком много вина, Лотар?! Дит Сновидец сказал, что мы должны уйти отсюда сегодня же!

Собеседник насмешливо изогнул бровь.

– Мгновение назад ты сказал, что не веришь ему. А теперь утверждаешь, что мы должны уходить?

– Я утверждаю, что нам нужно уйти, потому что я хочу жить. Боги дали нам разум не для того, чтобы мы во всем полагались на их волю.

– И куда же мы пойдем, Калиль?

– На восток, на юг, на запад. Куда угодно. Главное – не на север. Ты же не хочешь оказаться в северных землях? Говорят, там живут Незнакомцы.

– Вранье, – отрубил Лотар.

Несколько минут они молчали, переводя дыхание и прислушиваясь к трелям птиц. Солнце почти спряталось за горизонт, ставни окон на городских улицах закрывались в ожидании ночи. Наверное, торговцы на базаре уже складывают свои товары. Вечером туда придут вампиры и будут предлагать совсем другое. Например, светлых эльфиек…

– И вот еще что, – нарушил молчание Калиль. – Я думаю, нам стоит обзавестись воином.

– Такого, с которым мы не убоимся страшных Незнакомцев из северных земель?

– Такого, который сможет защитить нас. Не от Ирфина, конечно. Но всюду полно разбойников, а у нас куча денег. Дит Сновидец не будет тратить свое время на то, чтобы защищать тебя от них.

– Ищи воинов, коли хочешь, – смилостивился Лотар. Он вновь прилег на подушки и прикрыл глаза. Похоже, вести об Ирфине его не проняли, и Калиль понимал, почему. Если бы он вылакал целый кувшин вина, то к нему явились бы все первые боги разом. – Эоланта, дитя мое! Мой надоедливый приятель уходит, и нам больше никто не помешает!

***

Эльфийка сидела у каменной стены, еще хранившей тепло солнечных лучей, и точила один из парных клинков с помощью камня. Рядом стояла глиняная плошка с недоеденной кашей.

– Чего надо? – осведомилась она, даже не посмотрев на Калиля.

Вместо ответа он протянул ей мешочек-кошелек. Эльфийка приняла деньги, ослабила тесемку, заглянула внутрь и присвистнула.

– Ничего себе. Ты часом не сын патриция? Не у каждого торговца в этом городе хватит средств для того, чтобы столько платить наемникам.

– Мы с моим приятелем отправляемся в путешествие. Я хочу, чтобы ты сопровождала нас. Я родился в деревне темных эльфов, а там много воинов, и не раз видел, как они обращаются с оружием. По-настоящему искусные воины относятся к своим клинкам как к любимым мужьям и женам. Я смотрю на тебя и понимаю, что ты – искусный воин.

Рука эльфийки в очередной раз провела по лезвию клинка. Храмовое серебро – а Калиль был уверен, что это оно – отозвалось мелодичным звоном, в котором ему почудился человеческий голос. Говорят, храмовые мастера беседуют со своими изделиями при ковке, а металл обладает памятью.

– Льстишь ты неумело, эльфенок, но мне приятны твои слова. Куда вы направляетесь?

– Не знаю, – честно признался Калиль. – Уйдем из города, а там посмотрим.

– Вы от кого-то убегаете?

Не дождавшись ответа, эльфийка убрала клинок в ножны и встала. Только сейчас Калиль заметил шрамы на ее запястьях. Смертная женщина могла бы обжечься долго лежавшим на солнце браслетом, но темному существу такие «подарки» оставляет только один металл. Храмовое серебро. Если на эльфийке и вправду были браслеты, то носила она их не по своей воле. Кандалы, подумал Калиль. Она сидела в Коридорах Узников, самом жутком месте в двух мирах. За что принцессу светлых эльфов могли посадить в подземелья Темного Храма?