***
Позавтракав горячими блинами, они вышли из дому, и потопали по лесной дорожке вдоль ручья. Ручей этот два или три раза перебегал им дорогу. Приходилось разуваться и идти вброд.
Такого леса Нилка ещё ни разу в жизни не видел. С бабушкой Анютой они чаще всего гуляли в городском парке. Иногда по выходным ребёнка вывозили за город, в зону отдыха. Но всё это даже близко не было похоже на то, что он видел сейчас. Могучие кедры, пушистые ёлки, высоченные сосны, лопухи в человеческий рост… И запахи! Какие-то совершенно особенные дремучие запахи: пахло сырой землёй, мхом, древесной корой, нагретой хвоей, травами, цветами и ещё чем-то.
Нилка нисколько не жалел, что пошёл с Василисой Наркисовной… то есть с бабой Васей, в этот замечательный лес. Более того – он тихо радовался тому, что не остался на всё лето в пыльном душном городе, а приехал сюда. И даже то обстоятельство, что любимый планшет запустить невозможно, сейчас почти не огорчало мальчика.
Шли они, не торопясь, часто останавливаясь передохнуть, умыться в ручье, полюбоваться видами природы. А полюбоваться было на что!
Сначала они увидели огненно-рыжих лисят. Зверята весело играли в догонялки на краю небольшой полянки, под старой сосной.
– Тише, не будем их пугать, – прошептала бабушка. – Пусть резвятся.
Они обошли лисят стороной, и двинулись дальше.
Потом Нилка увидел на стволе наклонившейся берёзы маленького полосатого зверька с большим пушистым хвостом.
– Какая смешная белка! – засмеялся мальчик. – И совсем нас не боится.
– Это не белка. Это бурундучок. Очень любопытный зверёк, потому и подпускает к себе человека так близко.
Белок, двух рыжих и одну чёрную, они тоже встретили. А ещё – большого глухаря и целый выводок куропаток. И даже увидели пасущуюся на пригорке лесную козу, косулю.
– Здесь в сто раз интереснее, чем в зоопарке! – радовался Нилка.
– Зоопарки я терпеть не могу! – сердито поморщилась Василиса Наркисовна.
– Баба Вася, а куда мы идём?
– Да так… К одному вредному старикашке. Попроведать – жив ли?
– А этот вредный старикашка – он кто?
Дед Пихто.
Не успела бабушка ответить на вопрос, как прямо из густых зарослей тальника и смородины возник сердитый дед в зимней шапке-ушанке, с сучковатой палкой в руке, косматый, бородатый.
– Кто, кто! Дед Пихто! – сварливым голосом сказал старик, и добавил скороговоркой: – Пихтач-ельник, понимаешь ли…
Нилка покраснел: ему стало неловко перед дедом за «вредного старикашку». Но откуда же было знать, что старикашка этот стоит тут рядом и всё подслушивает!
– Здравствуй, соседушка! – нарочито сладким голосом поздоровалась Василиса Наркисовна. – А мы как раз про тебя вспоминали. Сто лет жить будешь!
– Ага, куда там… пихтач-ельник… здоровья совсем не стало…
– Да что ты, что ты! Ты, Пиня, у нас – мОлодец хоть куда! – продолжала свои медоточивые речи бабушка Василиса. – Жениться-то ещё не надумал? Надумаешь – скажи, я тебе невесту подыщу. Такую же, как ты – молодую, красивую!
– Ох… пихтач-ельник, понимаешь… – От откровенной, неприкрытой лести дед Пихто смутился, крякнул в кулак, поморщился, но тут же расцвел, подобрел. – Ты это… того… ну здравствуй, что ли! А это кто с тобой? Никак внук?
Он самый.
– Лёшкин или Петькин?
– Петенькин. Данила Петрович. Прошу любить и жаловать. Радость моей жизни. Свет моих очей. А какой умница! Круглый отличник.
«Ну, положим, до отличника мне далеко…» – стыдливо подумал Нилка, но вслух этого говорить не стал. Зачем?
Дед, возможно, и сам заподозрил, что не такой это образцово-показательный ребёнок, как хотелось бы его бабушке. Потому сказал:
– Ой, Васька, смотри, не перехвали… пихтач-ельник, понимаешь ли… Детей, а тем паче внуков, лучше держать в строгости. Ладно, айда ко мне чай пить!