– Кто там, на дне? – спросила Аня, крепко вжавшись в мою руку.

– Абрахадабр.

– Он создал все вокруг? Он изначальная мысль?

– Он мой бог. Мое видение. Моя загадка. У каждого все это свое, если пока ты еще не поняла этого…

– Или мы. Мы его видение… – Анне стало не хватать воздуха. Она судорожно начала плыть наверх. Когда она вдохнула воздух, по щекам ее текли слезы – он был сладким, волшебным и чудесным.

– Мы не ценим ничего… Как это ужасно!

– А, о чем мы говорили? – начал я приходить в себя.

– Не помню… – призналась девушка, – но я рада, что это случилось. Это знание останется со мной.

Однако вскоре Аня набралась мужества и робко спросила:

– Ты тоже его видел?

– Кого? – удивился я.

– Абракаса? – прошептала она, боясь, что при произношении вслух, она может накликать беду.

– Ого. Ты тоже это видела? Я часто наблюдаю его… Но, не сейчас.

– Я думала, мы вместе были…

– Ну, мы и были вместе. Только видели разное.

– А ты что видел?

***

Мы держались за руки и шли через чащу леса, черного и зловещего, освещая себе путь только факелами наших сердец, отраженных, конечно от блюдца Луны. Колдовская пыльца была рассыпана по тропинке, заросшей чертополохом, но мы брели вперед, потому что слышали зов. Еще час назад мы кружились в придворном танце, отдавая почести социальной лестницы, украшенной золотыми ракалиями. Но обнявшись в эту ночь, мы почувствовали, что с этой лестницы нас рано или поздно столкнут вниз.

Анна бежала прочь от тепла уютных спален и мягких подушек, бежала в полупрозрачной тунике, крепко сжав мою ладонь.

– Слышишь? Нас ждут…

Я поддался на этот каприз. Но пробираясь глубже и глубже в черный мрак, я начал сомневаться, что девушка отдает себе отчет в том что сейчас происходит. Ее тонкие руки, впалые плечи, бледная кожа на лице – она напоминала мертвеца, если бы не дрожь ее пальцев, выдававших пламя крови внутри. Анна, скорее всего, одурела от кокаина, эта мысль меня успокаивала. Но ночь начинала свою мистерию: совы выли контральто, жуки-олени дули в валторны, из болот доносились любовные вздохи утопленников и русалок.

– Сейчас я хочу две вещи – тебя и умереть. Одновременно… Здесь и сейчас, – сказала она, не своим хриплым голосом. Мне стало страшно… Лицо Анны попало в тень, а затем я увидел, что оно не более чем череп. Я хотел закричать, но не мог, из моего рта вылетали мохнатые мотыльки с черепами на крыльях.

Тогда мы поняли, что наваждение на нас насылается извне. И чем сильнее был наш страх, тем сильнее та неведомая сумеречная власть над нами. Я огляделся – нас окружало заросшее древнее кладбище. Каменные статуи наполовину обросли мхом и плющом, превратившись в ландшафт… Сюда ведут все извилистые тропы усыпанные хоть золотом, хоть розами, хоть дерьмом.

– Надписи не разобрать… Что за странное наречие, – испугано, прошептала Анна.

Ночная симфония достигла апогея и вдруг на мир обрушилась гробовая тишина. Даже цикады умолкли. На холме возвышался склеп. Нас потянуло к нему, против воли.

Через несколько минут мы стояли у пустого каменного трона. Странное изваяние, скорее всего это памятник графу? Но почему трон пустой?.. Я услышал шорохи. Затем гогот и смех вокруг. Зажглись огни факелов – зеленые болотные.

– Когда ты устанешь играть в сильного и достойного, то ты сам придешь сюда. Чтобы познать силу покоя. Ты покорно отдашь воронам аметисты из твоих глаз, а червям обласканное ненаглядное тело, – пропел женский голос из ниоткуда. О, нет! На троне восседала королева, а вокруг нас толпилась ее свита.

Она была наполовину мертва. Точнее мертва-то она была на все сто процентов, но левая часть тела не скрывала этого, она было покрыто гнилью, ранами с запекшейся кровью, кое-где торчали кости из под рваных лоскутов синей кожи. Улыбка ее с этой стороны была безразличной ухмылкой черепа, не способного выражать привычный лицемерный театр эмоций. Однако вторая половина ее была настолько притягательна, что мы с Анной почувствовали невыносимый зуд полового влечения – смысла наших никчемных жизней…