Гека загонял подальше тошнотворную истину, но… Он боялся «восьмёриков». Верховодил ими этакий крысёныш – хлипкий и низкорослый. Но его глаза… Они постоянно кого-то выискивали. С «восьмёриками» никто не хотел связываться.
Охранник, мужчина с грузом лет и поздно съеденных жирных ужинов, солидно топтался чуть поодаль. Его никто не осуждал. Он был, так сказать, лицо непосвящённое. Не педагогического звания. Никто не ждал и от директора излишней прыти. Прежний руководитель школюги, понятно, в подобные свары не ввязывался. Но нынешний их, желторотый, чуть ли не со студенческой скамьи, командир почему-то считал, что долг обязывает. И где он этой дурью нагрузился?
Между коренастыми сбитными телами «восьмёриков» металась высокая нескладная фигура директора. Он пытался вычленить людей из осиного роя. Пользуясь ситуацией, «восьмёрики», конечно, хорошо намяли ему бока.
– Из-за чего сцепились? – спросил Ник стоявшего с краю пацана.
Крайний скользнул пустым взглядом по Паше-Наполеону. Ответил туманно:
– Бывает.
Паша подобрался:
– Ну, у нас свои бои. К завучу – значит, к завучу.
Как Дядя Коля ни бодрился, сильно напоминал провинившегося ученика. Робко шагнул в кабинет начальства: «Можно?»
Завуч отбивался от кого-то по телефону:
– Говорю же вам: отчёт предоставим в течение получаса, – раздражённо помахал переминающемуся с ноги на ногу Дяде Коле: «Садитесь!» – Ну, не могли раньше!.. Так получилось… В течение получаса… Я понимаю, что важно!.. Да. Да. – Брякнул трубкой. – Отчёты! Отчёты! Будто не школа, а контора счётная. И всё срочно. Будто Измаил берём! – Тяжело вздохнул: – Ну, что там у вас?
– Уделите пару минут, Юрий Васильевич. – Усталым жестом Дядя Коля вытер со лба пот. – Двойка у меня.
Молча завуч уставился обэжисту холодным взглядом в лоб. Отвечая на его немой вопрос, тот прохрипел:
– У Князева. По литературе. Принципиальная.
И было непонятно: то ли двойка принципиальная, то ли учительница.
Завуч вскочил. Сунулся к окну. Нервно постучал по стеклу пальцами:
– Знал же, что этим кончится. Надо было настоять!.. В приказном порядке перевести Князева в десятый «А»!
– А может, учительницу-двоечницу перевести в другой класс, – осторожно подал голос скромно пристроившийся у дверей Павел Викентьевич.
Завуч развернулся резко. Психолог продолжил уже смелее:
– Режет медалистов. Нашу, образно говоря, золотую молодёжь.
– А вы по какому вопросу, собственно?
С лёгкой обидой психолог пожал плечами:
– Николай Иванович просил меня его сопровождать. Поддержать, так сказать, старшего товарища…
– Да, да, – торопливо прервал его излияния обэжист. – Павел Викентьевич на прошлой неделе у моих оболтусов беседу проводил. Ну и в о т…
– Очень интересный класс, – авторитетно заметил Павел Викентьевич. – Интересный и перспективный. Я с ними немного поработал, и ребят жалко стало.
– Вы их ещё плохо знаете, – отрезал завуч. – А нам они всю плешь проели. Ладно. Тут не до болтологии. Что делать будем? Сильно они сцепились?
Дядя Коля вопросительно уставился на психолога. Тот вместо ответа тяжело вздохнул.
– Поня-ятно… – протянул завуч. Отложил в сторону какую-то бумагу. Отбросил ручку. Захлопнул ноутбук. – Предложения?
Дядя Коля с мукой в лице выдавил:
– Мне с Мариной Владимировной поговорить?
– Попробуйте.
Совсем поникший обэжист вышел из кабинета.
– Вот с таким контингентом работаем, – завуч коротко, зло кивнул на дверь. – Задыхаемся без молодёжи.
Он сам был далеко не молод, но бьющая в нём энергия заставляла не замечать седые виски. Завуч вообще как-то сумел себя поставить. В школюге он получил необидное прозвище – Юрвас. Многие, без дураков, его уважали.