– А знаете, – сказал Найтингейл, – на моей памяти такого еще не случалось.

Я в последний раз брызнул на столешницу из огнетушителя и заглянул под стол, проверить состояние пола. Отметина там осталась, но дырки, слава богу, не было.

– Ничего у меня не получается, – пожаловался я.

Найтингейл поднялся со своего инвалидного кресла, чтобы взглянуть самому. Он двигался осторожно, берег правый бок. Если он и носил еще повязку на плече, то ее отлично скрывала крахмальная сиреневая рубашка, какие были в моде в эпоху Конституционного кризиса[7]. Молли усердно его откармливала, но мне он по-прежнему казался очень худым и бледным. И конечно, он заметил, что я пялюсь.

– Я был бы очень рад, если бы вы с Молли перестали на меня так смотреть, – сказал наставник. – Я уверенно иду на поправку. Ранения такие я уже получал, так что знаю, о чем говорю.

– Мне продолжать заниматься? – спросил я.

– Нет. Совершенно очевидно, что проблема именно со скиндере. Скорее всего, вы поторопились к нему перейти. Завтра начнем заново учить соответствующую форму и, когда я удостоверюсь, что вы ею овладели в достаточной степени, вернемся к самому заклинанию.

– Ура, – вздохнул я.

– Здесь нет ничего странного, – тихо и доверительно сказал Найтингейл. – Вы должны как следует овладеть основами, иначе все, что вы на них построите, будет искажено – и, разумеется, неустойчиво. В магии нет коротких путей, Питер. Если бы были, ею бы пользовался каждый.

Разве что в передаче «Ищем таланты», подумал я. Вслух Найтингейлу такие вещи говорить не стоит – его чувство юмора не распространяется на искусство, а по телевизору он смотрит только регби.

Я сделал мину послушного ученика, но Найтингейл вряд ли повелся.

– Расскажите мне о том погибшем музыканте, – потребовал он.

Я выложил все как есть, сделав акцент на мощности вестигия, который мы с доктором Валидом ощутили возле трупа.

– И что же, доктор ощутил его так же четко, как вы?

Я пожал плечами:

– Босс, от тела исходил звуковой вестигий, настолько сильный, что мы оба даже узнали мелодию. Согласитесь, это подозрительно.

– Соглашусь, – кивнул он, усаживаясь обратно в кресло. – Но почему речь идет именно о преступлении?

– В законодательстве говорится, что вы считаетесь преступником, если незаконно и предумышленно лишили человека жизни. И не важно, каким именно способом вы это сделали.

Я вычитал этот пассаж в блэкстоуновском «Справочнике полицейского», в который предусмотрительно заглянул перед завтраком.

– Было бы интересно послушать, как Уголовная прокуратура оспорила бы это в суде присяжных, – сказал Найтингейл. – Прежде всего вы должны доказать, что он был убит посредством магии. А затем найти того, кто сумел сделать это и сумел придать убийству видимость естественной смерти.

– А вы могли бы это доказать? – спросил я.

Найтингейл задумался.

– Скорее всего, да, – помолчав, ответил он. – Но сначала я должен некоторое время провести в библиотеке. Заклинание должно было быть очень сильным, а мелодия, которую вы услышали, может оказаться сигнаре мага, своего рода непроизвольной личной подписью. Подобно тому, как телеграфисты узнавали друг друга по сигналам, каждый маг творит заклинания в особой, одному ему присущей манере.

– И у меня тоже есть такая подпись?

– Есть, – ответил Найтингейл. – Ваша магия с пугающей частотой поджигает различные предметы.

– Босс, я серьезно.

– В вашем случае для сигнаре еще рановато, – сказал Найтингейл, – но любой другой адепт магии легко опознал бы в вас моего ученика.

– А что, есть и другие?

Найтингейл поерзал в кресле, устраиваясь удобнее.

– После войны их осталось очень мало, – сказал он. – И, кроме них, мы с вами последние маги с классическим образованием. Точнее, вы станете таковым, если будете уделять должное внимание занятиям.