– Пойду делать домашку, – сказал он.

В их комнате Коди, распластавшись на полу, гладил Нефриту. Разговаривать Хантеру не хотелось, так что прежде, чем брат успел что-то спросить, он бросился на кровать и закрыл глаза. И сжал кулаки – ногти крепко впились в мякоть ладони. Он страстно мечтал о том дне, когда ему больше не придется жить в этом доме.

Может, из-за облаков, поглотивших луну, а может, из-за воздуха – странно густого, клеем затекавшего в ноздри при каждом вдохе, – Сюэцин никак не мог уснуть.

Он спустился по лестнице на кухню и выдвинул ящик, в котором лежали ключи, зажимы для пакетов и прочая мелочь. Белый шестигранник прятался в самом дальнем углу. Каждый день с тех пор, как он его туда положил, его словно бы тянуло взять его в руку.

В нем была тяжесть, тепло – нет, даже больше. Он вибрировал. Он пахнул чем-то очень древним. Древним древним – Сюэцин это понял чутьем, которое появилось у него еще в магистратуре, чутьем свиньи, способной унюхать трюфель. Никак, исторический артефакт?

Как, вот как эта штука могла очутиться у Дэвида И?

Тут же мысли Сюэцина понеслись по кругу, и он кое-что вспомнил. Последнюю публикацию И, ту самую, которая наделала шуму в научном сообществе. У Сюэцина даже дыхание сперло, стоило ему подумать о заявлениях, сделанных в ней.

Предположение, что придворные алхимики Цинь Шихуанди все-таки[12]смогли изобрести некие эликсиры прежде, чем начались предполагаемые сожжения книг и закапывание ученых живьем в землю. Идея о том, что во владении императора находился не только знаменитый нефритовый диск Хэ, но и другие ценности, считающиеся частью Небесного мандата или божественными амулетами.[13]

Сюэцин был поражен: работа читалась как сказка. Он с трудом нашел четверть цитируемых источников, да и остальные были какими-то туманными. И это – работа ученого, который надеется на постоянный контракт?

Но остальные восприняли ее всерьез. Тихий, неловкий И, у которого и друзей-то среди коллег не было – во всяком случае, об этом никто не знал, – внезапно сделался популярным. Его стали приглашать на званые обеды и давать слово на конференциях. С ним пытались связаться другие исследовательские группы. И у него хватало ума не кичиться этим.

Сюэцину и прежде доводилось получать артефакты нетривиальным путем… Но прежде в его руки не попадало нечто обладающее таким потенциалом. А ведь он так усердно работал! Мэйхуа права. От этих И никуда не деться: они претендуют на ее репутацию среди тайваньских эмигрантов и на его статус ведущего научного сотрудника кафедры.

Он хотел, чтобы Дэвид И сгинул раз и навсегда. Хотел повышения по службе. Сюэцин даже жене ничего не говорил о том, что намерен о нем просить, – не хотел обнадеживать Мэйхуа раньше времени. Или, если точнее, не хотел сталкиваться с ее разочарованием. С него уже хватило. Когда его повысят, он сделает ей блестящий сюрприз. Он хотел, чтобы Мэйхуа улыбалась, как солнышко, – как она делала когда-то. Хотел, чтобы у него была возможность оплатить учебу Луны в Стэнфорде. Чтобы она закончила без студенческих кредитов. Чтобы стала гордой и свободной.

Что, если этот шестигранник и есть предмет его очередного исследования?

Сюэцин задумался, прикидывая возможности. А что, если ему самому заняться исследованием таинственного артефакта? Он приподнял камень, и одна из граней, кажется, поймала отблеск далекого огонька. Шестигранник излучал свет.

Где-то в доме завозились – Сюэцин даже подпрыгнул. Быстро задвинул ящик, но в мозгу уже кипела мысль.

Вот чем он займется завтра на работе.