Ефим перечитал первую запись в тетрадке, озаглавленной как «Общий дневник». Вздохнул.

Написаны эти строчки были, конечно же, Зоей Колобродовой. В конце она даже подписалась. Интересно, а ему тоже надо будет подписывать то, что он выдавил из себя?

Раньше он редко вел какие-то записи и уж тем более дневники. На нескольких страничках в его социальных сетях единственным творчеством были репосты записей и немногочисленные фотки. А тут…

Но отказать он не смог. Зое вообще трудно отказать, слишком уж она хороша. Причем, подкупает не только своей внешностью, но и какой-то добротой и открытостью в общении.

Ей же, собственно говоря, и принадлежит эта идея – вести один общий дневник всеми участниками похода, помимо индивидуальных заметок в своих соцсетях. Мол, потом, по приезде соберем всё в кучу и выпустим большую статью на сайте университета.

Уже вечером, когда группы туристов добрались наконец до Ивделя и улеглась последорожная суета, Колобродова подошла к нему, улыбнулась, посмотрела своими зачаровывающими глазами и просто сказала:

– Фима, сегодня твоя очередь.

И всё. Он уже готов. Тут же согласился. И ничего не поделаешь: надо писать.

«24 января.

7.00. Добрались до Серова вместе с группой Блинова. Ждем до вечера.

Едем на Ивдель.

Хочется посмотреть город, сходить в краеведческий музей, но дел много с распределением снаряжения и его подготовкой.

Зоя Колобродова заводит очередную философскую беседу о любви.

Около 12:00 прибываем в Ивдель».

Южаков перечитал свою реконструированную по памяти заметку о минувшем дне. В итоге вышло неплохо. Хотя сперва ему хотелось отделаться короткой запиской из разряда «ничего необычного в этот день не произошло». А всё потому что…

Ефим передернул плечами. В памяти вновь возникла картинка из увиденного им прошлой ночью сна. Заснеженная горная вершина. Острые зубы скал, выглядывающие из мягкого снежного настила. Скрытый прошедшими с начала зимы снегопадами проход вдоль подножия горы к следующей возвышенности, входящей в местный хребет Поясовой Камень. Он, Южаков, стоит, опираясь на лыжные палки, и, тяжело дыша, смотрит на серые, размытые идущим снегом лесные шапки. Нужно вперед. Он сам вызвался, когда предложил Илья. Но беспокоившая с момента принятия решения тревожность как будто лишала сил. Постепенно и неотвратимо убивала решительность, делая ноги слабыми.

В первый день он приписывал эти ощущения неуверенности и даже боязни. Он никогда не ходил в зимние походы, да и на маршрутах летом бывал всего пару раз. А ведь условия и методики кардинально отличаются. И не страх быть обузой, но возможность показаться смешным перед ней.

Однако потом, в кругу ребят, оказавшихся совершенно другими, как будто незнакомыми, но дружными и веселыми, сомнения, казалось, отошли на второй план. Или ему это только чудилось? Потому что он, Ефим, так хотел думать.

А ведь намертво засевшее чувство тревоги и опасности усиливалось с каждым часом, пока не вылилось в этот ночной кошмар. Когда на него из непроглядной толщины скрывающего даль снегопада выдвинулся тот монстр.

Он шел вроде бы медленно, словно продираясь сквозь ставший невероятно плотным воздух, но его огромные ноги за один шаг покрывали расстояние в несколько метров. Двумя звездами зажглись на четырехметровой высоте отметины глаз. Пробивших разум и вонзившихся в сознание раскаленными иглами, несущих презрение и спокойное решение убить.

Один шаг вперед – и он умрёт. Один шаг приближающегося к нему чудовища – и смерть будет мгновенной. Мучительной и страшной, ибо не должно врагу ступать на чужую для него землю.