– Сам мастерил? – не поверил Такко, не отрывая глаз от вновь прыгнувшей по столу игрушки.

– Говорю же, с малых лет возится, – ответила старушка и принялась заворачивать драгоценный подарок. – То железки ему везли, то книги… Сюда-то мало, а в замок, говорят, чуть не каждый месяц подводы приходили.

Уходить от гостеприимной хозяйки не хотелось, но рассчитывать ещё и на ночлег было бы глупо. Такко отодвинул пустую миску, но старушка, похоже, была рада слушателю: на столе появилась чашка с ягодами, а в кружках задымился травный взвар, щедро сдобренный мёдом.

– В замке, наверное, ещё больше диковинок? – спросил Такко. Горячий и сладкий взвар бодрил, а рассказ лавочницы прогнал остатки сонливости. – Верно, вся знать с соседних земель съезжалась посмотреть?

– Не знаю, не видала. У хорошего мастера завсегда много завистников… Он и не женился ещё, а кто-то повадился, страшно сказать, могилы разрывать! Ни страха, ни совести у людей!

– Могилы разрывать? В замке?

– Ну! Где слуг хоронили, и где склеп марграфов стоит. Склеп-то не тронули, а простые могилы разоряли, каждый год новую. Что делается! Неужто не заслужили покоя?.. Почитай всю жизнь долг свой исполняли, служили марграфам, и такая доля страшная!

– Нашли, кто разорял?

– Какое там! Марграф, было дело, охоту на этих копателей устроил. Нагнал народу со всей деревни с кольями, с факелами! Только не поймали никого. Наоборот, пятерых парней не досчитались. Шестой год миновал, а даже косточек не нашли…

– А могилы разоряют до сих пор?

– Не знаю, не слыхала. Разоряли бы – люди б говорили… Марграф, верно, придумал, как их отогнать. Страх-то какой, когда людям и в посмертии покоя нет…

Такко задумался. Не в этом ли истинная причина, по которой Оллард его позвал? Ясно, что лук для Агнет – всего лишь игрушка, а раз девочка часто болеет, он не отработает и десятой доли обещанной суммы. Такко разом приободрился. Не призраки же копали могилы! От имперских солдат мало толку, только опустошат погреба и перепортят служанок, а одинокого лучника никто и не заметит. Нести стражу в темноте он умеет, а его стрелы найдут цель даже в кромешном мраке. И, конечно, он не побоится сторожить ночью на кладбище, в этом не должно быть никаких сомнений. Такко обхватил тёплую кружку неожиданно замёрзшими руками. Как жаль, что ушёл Верен! Поймать гробокопателей, столько лет наводящих ужас на округу, – достойное дело, и они разделили бы славу и вознаграждение на двоих.

За окном сгустились сумерки, хозяйка поднялась зажечь светильник, и Такко воспользовался этим, чтобы откланяться. Теперь всё стало на свои места, и ему не терпелось скорее оказаться в замке. Можно представить, каких высот мастерства достиг Оллард, если раздаривает бесценные заводные игрушки и если кто-то не брезгует рыть старинные захоронения у него под носом.

Верен отдал бы весь летний заработок за причастность к настоящей тайне и стоящему приключению. И отец… Мысль о том, что отец-ювелир был бы горд, увидев сына на службе у Олларда, пришла помимо воли и согрела сильнее сладкого взвара. Такко прогнал её. Он не вернётся домой.

Поблагодарив лавочницу, он выскользнул из дома в окутанный сумерками сад и зашагал к дому маркграфа.

Дождь полил ночью, и к утру дорога к замку Оллардов неминуемо раскисла бы, не будь она вымощена булыжником, за века вдавленным копытами и колёсами в землю. Кожаный повод противно скользил в руках, плащ отяжелел, с капюшона падали на лицо холодные капли, за спиной переругивалась вымокшая свита маркграфа, но Такко был слишком захвачен мыслями о предстоящих приключениях, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Было трудно сказать, что занимало его больше: загадочные механизмы или разорители могил. Вчера он явился к Оллардам слишком поздно, чтобы вести содержательные беседы, выехали они спозаранку, и Такко не успел пересказать маркграфу слова лавочницы. Впрочем, поразмыслив, он решил подождать, пока маркграф сам начнёт разговор. Мало кому понравится, что о нём сплетничают с приезжими.