Мы представляем себе этого типа в темно-синем блейзере, хлопчатобумажном пуловере темно-розового цвета, наброшенном на плечи, и кремовых льняных брюках. То есть вылитой моделью от Ralph Lauren.

Когда мы грозим Симону опозорить его такой эскападой, он начинает слегка нервничать.

– Можно подумать, ты делаешь это нарочно! Я опять мазнула мимо!

– Слушай, сколько же раз ты покрываешь ногти лаком? – с беспокойством спрашиваю я.

– Три.

– Три слоя лака?

– Базовый бесцветный, потом цветной, потом фиксатор.

– Ага-а-а…

– Осторожно! Ты что, не мог предупредить, что затормозишь?

Он поднимает брови. Нет. Пардон. Только одну бровь.

Интересно, о чем он думает, когда вот так поднимает правую бровь?

Мы съели по резиноподобному сэндвичу на заправке у автотрассы. Гадость ужасная. Я-то рассчитывала на скромный комплексный обед в придорожной кафешке, но ведь «они же не умеют мыть салат!» Что верно то верно. Я и забыла. Итак, три сэндвича в вакуумной упаковке («Это гораздо гигиеничнее!»).

«Не очень-то вкусно, зато по крайней мере знаешь, что ешь!»

Конечно, такой взгляд на вещи тоже имеет право на существование.

Мы уселись на воздухе, рядом с мусорными баками. Каждые две секунды раздавалось гулкое «бамммм!» или «бумммм!», но мне хотелось выкурить сигаретку, а Карина не выносит запаха табака.

– Мне придется пойти в туалет, – объявила она с трагической миной, – хотя там наверняка бог знает какая грязь…

– А почему бы тебе не пописать прямо на травку? – спросила я.

– На виду у всех? Ты с ума сошла!

– Ну отойди подальше. Хочешь, я тебя провожу?

– Нет.

– Почему нет?

– Я испорчу туфли.

– А-а-а… но… что такого страшного, если на них брызнет пара капель?

Карина встала, даже не соизволив мне ответить.

– Поверь мне, Карина, – торжественно провозгласила я, – в тот день, когда тебе понравится писать на травку, ты станешь гораздо счастливее!

Она вынула свои гигиенические салфеточки.

– Благодарю за совет, но я вполне счастлива.

Я посмотрела на брата. Он так пристально разглядывал кукурузное поле, будто задался целью сосчитать все початки до единого. И вид у него был довольно-таки невеселый.

– Все в порядке?

– В порядке, – ответил он, не оборачиваясь.

– А мне кажется, не очень…

Он растер ладонями лицо.

– Просто устал.

– От чего?

– От всего.

– Это ты-то?! Не верю.

– И все же это правда…

– Ты имеешь в виду работу?

– И работу. И жизнь. И все вообще.

– Почему ты мне это говоришь?

– А почему бы и не сказать?!

Он снова повернулся ко мне спиной.

– О, Симон! Не смей нас огорчать! Ты не имеешь права говорить так. Ведь ты же главный герой в нашей семье, не забывай!

– Вот именно… И этот герой устал.

Я совсем растерялась. Впервые я видела своего брата в таком унынии.

Если уж Симон опустил руки, то куда мы все катимся?

И в этот самый миг (назову его чудом и добавлю, что оно меня даже не удивило, а только вызвало желание расцеловать святого покровителя братьев и сестер, который вот уж скоро тридцать пять лет как опекает нас и сегодня тоже не сплоховал, воистину святой!) у Симона зазвонил мобильник.

Это была Лола: она все же решилась ехать с нами и спрашивала, может ли он подхватить ее на вокзале Шатору.

Настроение тут же резко поднялось. Он сунул мобильник в карман и стрельнул у меня сигаретку. Вернулась Карина и, отдраивая себе руки салфеткой до самых локтей, напомнила Симону точное количество жертв рака легких… Он отмахнулся от нее небрежно, как от мухи, и она удалилась, многозначительно покашливая.

Значит, Лола решила ехать! Лола будет с нами! Лола нас не бросила, и это главное, а все остальное в этом мире может катиться ко всем чертям.