Дорофей сидел на скамеечке возле кузницы.

– Извини, отец, я опоздал, – сказал Мирек, когда вошёл во двор. – Пойдём работать?

Он взял со скамейки фартук.

– Зачем? – произнёс кузнец, глядя перед собой, словно в пустоту.

– Что, значит, «зачем»? – удивился Мирек.

– Не вижу в этом смысла, – проговорил кузнец.

– Мы же меч хотели делать.

– К чему всё это?

– Ты же сам говорил, что нужно уметь защищаться.

– Мечи, подковы. А зачем?

– Да что ты заладил, зачем да зачем?! – рассердился Мирек и взглянул на отца.

Фартук из его рук выпал. Только сейчас он заметил, что глаза отца были безразличны и пусты, словно в них и не было жизни.

– Ну, починим соху, будем землю пахать, – проговорил кузнец, – а лошади будут с новыми подковами. Потом ещё что-нибудь сломается. Опять починим. К чему всё это? Возимся, как мыши.

– Да какие мыши?! О чём ты говоришь? – испуганно проговорил Мирек.

– Я уже столько прожил и ни насколько не сдвинулся. Как родился в этой деревни, так и живу здесь, – проговорил кузнец.

– И хорошо, – вставил Мирек.

– Как взял в детстве молот, так до сих пор им и стучу.

– А что в этом плохого? Ты делаешь полезные и красивые вещи, тебя уважают во всей округе. Ты же сам говорил!

– А что дальше? – спросил кузнец.

– А ничего! Мы же уже живём!

– Вот и я говорю, возимся, как мыши, – отрешённо повторил Дорофей.

– Да сдались тебе эти мыши! – проговорил Мирек в недоумении.

Он оставил отца и пошёл в избу, надеясь, что мать объяснит, что произошло.

– Мама, с отцом что-то стряслось, – взволновано сказал Мирек.

– Ну и что? – отрешённо произнесла мать.

И холод ужаса окатил Мирека с головы до ног. Глаза матери были так же пусты и были словно неживые.

– Рано или поздно всему придёт конец. Так зачем же вообще что-то делать? – как бы сама себе проговорила мать.

Мирек выскочил на улицу и побежал так, словно в доме был пожар. Он хотел кричать и звать на помощь, но в округе царили тишина и безразличие. Деревня была околдована.

Мирек обошёл всю округу, зашёл в каждый дом, но везде было одно и то же – пустой взгляд и безразличие. Дядя Иштван ничего не ответил, а только равнодушно посмотрел на Мирека. Дед Бродоеш пробубнил что-то себе в бороду и полез на печку. Ни от кого Мирек так и не допытался, что же произошло в деревне. А когда он увидел Олесу, когда заглянул в её прекрасные, но равнодушные глаза, то разрыдался.

Оставался только хрулль Барнабаш, что жил в одиночестве на хуторе. Отшельником он жил уже очень давно.

Ещё в молодости он и его брат Барбандаш влюбились в дочь достопочтенного жлоблина, а пока они спорили, кому она достанется, та вышла замуж за богатого сморка и уехала жить в город. После этого Барнабаш обвинял Барбандаша, мол, это он виноват, что их любовь уехала, а Барбандаш обвинял в этом Барнабаша. В конце концов, их ссора так разгорелась, что они оба уехали из деревни, подальше друг от друга. Барнабаш – на хутор, а Барбандаш – на болото. Прошли уже многие годы, но братья так и не помирились. Они продолжали сердиться друг на друга, но уже, быть может, не из-за вражды, а скорее по привычке.

Мирек брёл на хутор без всякой надежды. Он ожидал, что беда уже и туда проникла. Но когда он подошёл к покосившемуся дому с почерневшими брёвнами, меж которых торчал высохший и побелевший мох, то на крыльце увидел хрулля, тот беззаботно грыз болотный корень. И когда он увидел Мирека, то расплылся в улыбке, отогнул полу жилетки из шкуры кудришерстика и сунул корень в карман рубахи.

– Мирек! – радостно сказал он, вставая с крыльца.

– Дед Барнабаш, ты-то хоть в своём уме? – с надеждой спросил тот.