Впрочем, что было – то прошло. Каца приютил его друг по университету – очень хороший человек, и, между прочим, этнический украинец по национальности. Он буквально вернул Бориса к жизни и даже выхлопотал для него работу.

Но работа эта была весьма своеобразной. После ареста Кац больше не мог претендовать на работу в больнице. Это было абсолютно невозможно, никакой главрач не стал бы так рисковать. Оставалось только одно место, где он мог устроиться по своей медицинской специальности, – морг. Кац переквалифицировался в патологоанатомы настолько блестяще, что вскоре стал главным специалистом. Его талант, направленный в другое русло, дал такие же блестящие плоды. Не было ни одного сложного случая, с которым бы Кац не справился. Он даже в чем-то полюбил свою новую работу. Но не до конца.

С каждым годом осознание того, что блестящий хирург, спасавший людские жизни, режет трупы в городском морге, давило на него все страшней и страшней. Кац стал пить. Все чаще и чаще он запирался в своем кабинете – кроме клетушки-ординаторской, ему был положен еще один кабинет. И выходил оттуда далеко за полночь с красными глазами, трясущимися руками, распространяя вокруг себя запах дорогого коньяка.

Зинаида сильно переживала за своего шефа, а впоследствии – друга. Несмотря на наносной профессиональный цинизм, Кац был хорошим человеком – добрым, мягким, с открытой душой. Он был интересным собеседником, его умные выводы Зинаида часто вспоминала в самых разных ситуациях своей жизни. И ей было печально наблюдать гложущую его боль.

Кац никогда не напивался пьяным, такого она не видела ни разу. Но от постоянного употребления алкоголя у него появилось дрожание в руках и случались перебои с памятью. Рассеянное внимание еще не мешало в его работе, так как слишком большой опыт часто делал выводы за него. Но вот для заполнения документов это было совершенно невозможно, ведь стоило ошибиться в одной цифре или букве, и всех могли бы ждать очень серьезные неприятности.

И Зинаида полностью освободила шефа от такой обязанности, с болью в сердце понимая, что алкоголь для него – единственная отдушина, позволяющая не сойти с ума. Страшная, но необходимая анестезия, помогающая переносить реальность…

Крестовская успешно расправлялась с очередной стопкой формуляров, как в кабинет вошел ее шеф. На удивление, он был абсолютно трезв, несмотря на вечерний час.

– Всё пишем? Лучше б уж роман написала, – улыбнулся он.

– Ага, роман! – засмеялась Зина. – Тут у нас такой роман – любой сочинитель закачается! Шли бы вы домой, Борис Рафаилович. Вы же со вчерашнего утра тут. Вечер обещает быть спокойным. Справлюсь и без вас как-нибудь.

– Вот с этим я к тебе и пришел, – лукаво улыбнулся Кац. – Хочу кое-что на тебя сбросить. Вернее, кое-кого… Или теперь все же – кое-что… Кто заявится буквально через час.

– И кого же? – Зинаида обернулась к шефу.

– Красотку Аду!

– Борис Рафаилович! – нахмурилась Крестовская. – Вы…

– Не пил, не пил! – засмеялся Кац, замахав руками, как ветряная мельница. Он присел на угол стоящего напротив стола. – Посчастливилось вам, мадам Крестовская.

– Мадемуазель, – машинально поправила Зинаида и прикусила губу, вдруг вспомнив, что к разведенным женщинам действительно принято обращаться «мадам».

– Не цепляйтесь к словам, товарищ! – засмеялся Кац. – Так вот… О чем это я… Ах да! О красотке Аде. Выпал тебе сегодня счастливый случай. Доведется познакомиться с представителем самого знаменитого семейства в Одессе – семейства Барг!

– Барг? Никогда не слышала о таких, – удивилась Зинаида.

– Ну как же! Семейство самых знаменитых одесских ювелиров. В свое время один из них подделал знаменитые подвески Фаберже.