Но с Майей не удержался второй раз подряд. А причиной было только неконтролируемое желание.

Я хотел ее.

У меня не было никаких гребаных сил просто смотреть и радоваться за первые оргазмы моей любовницы. Превратившись в жадный скот, я взял ее снова.

Сначала думал просто забрать вибратор и оставить ее жаждущую за миг до оргазма. Она должна была меня попросить, может, умолять. О, как же я мечтал послушать ее мольбы.

Но струсил.

Я знал Майю слишком хорошо. Она не станет унижаться. Даже в офисе вся в соплях и слюне, с потекшей тушью она выглядела достойно. Черт знает, как ей это удавалось.

Не стала бы Майя просить и в постели. Она бы встала и ушла, не проронив ни звука.

А этого я никак не смог бы пережить. Поэтому выбрал единственное, что желал мой неугомонный член.

Я забрал вибратор и заставил кончить на моем члене.

Теперь я знал, как она сжимается и пульсирует, кончая. Эти ощущения невозможно забыть или спутать.

«Это все, чтобы она не смела меня надуть», - уговаривал я сам себя, пытаясь уснуть один в слишком широкой и слишком удобной постели.

Простыни пропахли сексом.

Нужно было заставить Майю не только вымыть игрушку, но и сменить белье.

Самое ужасное, я понятия не имел, что делать с ней завтра.

Мне так нравилось раньше планировать секс за день до. Нравилось выбирать позиции и игрушки для горячих оргазмов. Или выдумывать прелюдии. Секс-игры круто расслабляли, отвлекали от работы. Они были моим лекарством от стресса.

Про Майю я не хотел думать. Любая мысль могла поднять меня с постели и направить в сторону ее спальни.

Я пытался понять, почему заявиться к ней - плохо. Но ничего не мог придумать. Просто знал, что нельзя.

Я взял ее дважды сегодня. Ей нужно отдохнуть.

А вот завтра…

В очередной раз я запретил себе планировать и попытался уснуть.

У меня получилось. Но только после того, как я все-таки подрочил, вспоминая ее оргазм.

Утром мой разум просветлел только благодаря пробежке.

Я понял, что сегодня мы должны поговорить и потрахаться уже спокойно. За завтраком она расскажет мне, что ей понравилось вчера и как она любит вообще. А потом я прикую ее к кровати и не отпущу до вечера.

Прикую, конечно, образно.

А может, и нет.

Посмотрим. Вдруг ей нравятся наручники.

Я размечтался по пути на кухню и расстроился, увидев Майю все в той же пижаме. Потом еще увидел на тарелке кашу и совсем расстроился.

- И что это такое? - спросил я без лишних преамбул.

Майя стояла у плиты. Она эффектно обернулась, услышав мой безобразный грубый голос.

Ее кудри бесподобно качнулись задорными пружинками.

Ладно. Черт с ней с кашей. Или нет?

Майя удивленно вздернула брови, и я указал на тарелки.

- Это булгур, - пояснила она. - Я нашла в ящике и сварила на кокосовых сливках. Это очень…

- Я разве просил кашу? - продолжал я ворчать.

Очень хотелось выйти из образа говнюка, но чертова каша все-таки бесила меня.

- Это не каша, Егор, а булгур, - упрямо повторила Майя.

- А он не может быть кашей? Потому что выглядит как сраная каша.

Майя нервно кинула шумовку на стол и заявила:

- А ты выглядишь как засранец. И один бог знает, являешься им или прикидываешься?

Я сжал кулаки. Она бесила и забавляла меня не хуже проклятой каши.

- Брось, Баринов. Не сходи с ума из-за этого.

Пришлось пояснить ей раз и навсегда.

- Я не выношу все, что похоже на кашу. На завтрак мне нужны яйца-пашот и тосты. Всегда.

- Прям всегда? - Майя издевалась. - Каждый день пашот и хлеб? Или иногда можно скрембл и, скажем, блинчики?

Я уже понял, что не выйду из этого спора победителем, но тут же осознал, что и так победил все и всех на свете. Я имею право на свои тосты и яйца.