Вешняя слякоть.

Первый дождь падает на неподвижные лица, запрокинутые к небу.

И проклятый мотивчик не уходит из памяти – в-двад-цать-два-на-чи-на-ет-ся-кош-мар…

Я увидел его слишком поздно – когда он уже проходил мимо, в побитой жизнью куртешке, весь какой-то озябший, нахохленный, орал что-то в сотовый, да, здесь, да, в Антоновском, да, все лежмя лежат, да я откуда знаю, что с ними… Я окликнул его – даже не надеялся, что он услышит, просто окликнул в пустоту…

Он обернулся – высохший, поджарый, морщинистый, я еще подумал, интересный у него экстерьер, я таких в каталогах не видел. Да и то правда, кто эти каталоги смотрит, сейчас все на индивидуальный заказ…

Я снова окликнул его – он подошел, легко, плавно, сел на корточки, от него пахло табаком.

– Что надо-то?

– По… помоги…

– Чем? Я-то откуда знаю, как вас всех чинить, не мастер, чай…

– До… до сервисного… це… центра…

– Ага, там сейчас знаешь таких сколько…

– По… пожа…

– Ну, пошли, пошли… о-ох, тяжелый, собака…

– Ки… кирю…

– И за Кирей твоим потом вернемся… вообще дурдом, в скорую звоню, там автоответчик… как вся страна повымерла…

Он шел, тащил меня за собой по слякоти, прощайте, брюки, прощай все, то и дело останавливался перевести дух, я все гадал, когда он свалится, когда откажет у него что-нибудь…

– А мо… модель у те… бя… какая?

– Хорошая.

И не говори, больно надо… сила захвата больше походила на двадцать первую, но экстерьер… нет, это только двадцать вторая…

– А где двадцать вторая, там и запчасти, кторые дохнут через полмесяца…

Гарантия полгода…

Гарантийный ремонт не распространяется на поломки, произошедшие по вине пользователя…

– На тебе твой сервисный центр… вповалку все лежат…

– Вот черт…

– Он самый.

Все так и сжалось внутри, только не уходи, только не бросай нас здесь, только не… Он как будто и сам понял, открыл мою грудь, заглянул в сплетение микросхем…

– Счас, инструкцию найду… О-ох, сам черт ногу сломит… счас, буду платы менять…

– Ага, меняй…

– Черт тебя дери, какая ты модель… неладно скроен, да крепко сшит… больше похоже на самые первые, седьмую или восьмую… А что, в таком захолустье могла сохраниться и семерка, тут нет строгих людей в строгих офисах, которые смотрят на номер модели и показывают на дверь…

– А все-таки… модель какая?

– Не боись, про твою читаю, двадцать вторую… счас, платочку отвинчу…

– Да нет… у тебя.

– Говорю, хорошая.

Хотел сказать – ну тебя, не успел, что-то шевельнулось в груди, так и подскочил на месте, есть в жизни счастье, когда твое тело принадлежит тебе…

– Чш, не дергайся, дай хоть крышку на место ткну, опять счас посыплется все…

– Спасибо…

– Не во что.

– И будет во что, я сейчас… я мигом… до магазина, тебя чем порадовать?

– Ничем меня не порадовать, давай этих чинить… О-ох, кто ж эту инструкцию-то писал, хоть бы микроскоп к ней приставили… Ну что ты на меня смотришь, гляди, я за смотр деньги беру…

Я смотрел на него – не понимал, посадка головы выдавала какую-то совсем раннюю модель, шестую или пятую, порезы на руках могли остаться вообще у каких-нибудь допотопных четверок…

Ближе к вечеру оживили Кирюху и еще двоих в сервисном центре, работа пошла быстрее, еще бы не думать, что еще воскрешать и воскрешать, шесть миллиардов, или сколько нас там сейчас…

Понять бы еще, что за модель, нет, зря я его к старичкам причислял, что-то из новых, у старичков такое не видел. Когда ближе к вечеру расселись заряжаться, выпотрошил из сумки что-то белое, рассыпчатое, хватал губами, ртом, проталкивал в горло, так я и не понял, что это было, подзарядка или прочистка двигателей. Ближе к ночи он куда-то пропал, появился только к утру, потягивался, щурился, широко раскрывал рот. Я снова спросил его про модель, он ляпнул – пятидесятая, так я и не понял, шутки он со мной шутил, или правда… а кто знает, это у нас двадцать вторая, а где-нибудь в столице уже и тридцатая, чего доброго, есть… А в Европе и сороковая, а в каких-нибудь секретных лабораториях и пятидесятую сварганили…